Внутренний садист и его влияние на комплекс неполноценности

Рассматривая вопрос о комплексе неполноценности, хотелось бы его связать с идеями Леопольда Сонди о двух радикалах – Каина и Авеля. По нашим исследованиям к формированию комплекса неполноценности, особенно его ядра, эти два радикала имеют непосредственное отношение.

Что собой представляет комплекс неполноценности с точки зрения глубинной психологии? Существуют две науки о человеке, которые занимаются исследованием человеческой души: психология и психиатрия. Разница между психиатрией и психологией состоит в том, что психиатрия ориентирована на патологию, а психология ориентирована на норму. Сонди в своих трудах писал, что патология – это гипертрофированная норма.

Что касается комплекса неполноценности, с тех пор как Альфред Адлер ввел это понятие в научный оборот, появилось два взгляда на природу комплекса неполноценности. Первый, он же преобладающий, рассматривает комплекс неполноценности ущербным и слабым, как некий негатив, которые подлежит преодолению.

Другой взгляд, больше выраженный в аналитической психологии и судьбоанализе, состоит в том, что ядром комплекса неполноценности является именно уникальная индивидуальность человека, то, что мы называем аутентичностью.

Комплекс неполноценности – это трагическая непохожесть человека на весь окружающий мир. Ощущение своей инаковости, которая при максимальном погружении воспринимается как непреодолимая. Ощущение такой глубины своей индивидуальности, которое никогда не будет понята ни самим человеком, ни социумом на 100%. Такое ощущение экзистенциального одиночества своей аутентичности, которое, как ни старайся, не будет приспособлено к окружающему миру, и является ядром комплекса неполноценности.

Говоря простым языком, мы могли бы сказать, что в глубине комплекса неполноценности каждого человека находится чужак, которому не место в этом мире. Потому что он слишком другой, он не может понять мир, а мир не может понять этого чужака.

Исследуя ядро аутентичности, оказывается, что чужаков двое. Эти фигуры, Авеля и Каина, раскрываются в 3-5 лет и полностью формируются до 7 лет.

Это же исследовал один из пост-юнгианцев Дональд Калшед, который в своих исследованиях описывает фигуру инфантильно-уязвимого эго и преждевременно адаптированного эго. Разница между этими двумя полярностями состоит в том, что инфантильно-уязвимое эго стремится к слиянию с окружающим миром, к принятию, к тому чтобы отдать себя в искренней альтруистической связи с окружающим миром, но осознает действительно трагическую невозможность всего этого, потому что его индивидуальность оказывается слишком чужда и непонятна, а иногда даже и угрожающа.

Другая полярность, преждевременно адаптированное эго – это стремление человека изменить и себя и окружающий мир, для того чтобы как-то избавиться от чувства отчуждения. Это, с одной стороны, колоссальное чувство вины, а с другой – масштабные притязания на то, чтобы завоевать свое место под солнцем и добиться признания в окружающем мире.

Обнаруживается очень четкая и онтогенетическая, и филогенетическая связь между двумя полюсами аутентичного Я — инфантильно-уязвимого и преждевременно адаптированного эго — и двумя радикалами «Каин» и «Авель».

Каин – это чувство вины и связанное с этим чувство преодоления. Это своего рода чувство обречённого, который вопреки всему стремится сделать невозможное. В основе этого желания сделать невозможное лежит побуждение искупить неискупаемую вину. Это «каинова печать», «каинов грех» — когда человек ощущает себя виноватым не за то, что он сделал или не сделал, а за то, каков он есть на самом деле. Он чувствует себя виноватым за своё естество, за свою природу, и пытается изменить свою природу.

Авель – это ощущение своей глубинной правоты и естественности. В своем самоощущении, выражая свое естество, человек не может быть неправ. Например: «я женщина, и значит, я права». Авель — это состояние человека, который ощущает свое глубинное право быть таким, какой он есть, и ждёт от мира такого же принятия. Так как он принимает себя, то он ожидает, что и мир должен принять его.

Под влиянием этих двух радикалов и связанных с ним двух полюсов аутентичности человек приходит к диссоциации личности. То единое эго, которое у него было в первые месяцы жизни, начинает поляризироваться. Возникает двоемыслие, ребенок начинает переключаться с одной модели поведения на другую. Сам в себе и для себя он один, а в отношениях с социумом он другой. Это переключение с позиции Каина на Авеля и наоборот, переключение полюсов – становится для взрослеющего человека стилем жизни.

Данная вынуждения дисгармония личностного развития является неким испытанием, или этапом взросления человека, после которой человек должен вернуться к интеграции личности.

Проблематичным и даже травматичным является не сама диссоциация, а состояние, когда Каин и Авель проявляются друг к другу в братоубийственной войне.

Это происходит за счет сил, которые идут не извне на человека, а изнутри его бессознательного. Глубинная психология уделяет приоритетное внимание именно бессознательному и в своем исследовании онтогенеза, и, в особенности, когда речь идёт о травматическом опыте. Ранние детские психотравмы, особенно тяжелые, как раз и оказывают диссоциирующее влияние на сознание. Здесь, о чём много писали Фрейд и Юнг, самыми деструктивным являются не сами события, не само переживание, не влияние каких-то внешних факторов, а те силы, которые присоединятся из глубины человеческой души. Особенно развернуто об этом писал Юнг. Он говорил об ужасающих архетипических фантазиях, когда внешние события играют роль стимула, и под влиянием этого стимула пробуждаются гораздо более мощные и деструктивные для детского эго процессы.

Под воздействием этих процессов начинает разрушатся смысл жизни человека, некие глубинные защитные механизмы психики, которые Юнг называл тёмной самостью, они приходят на помощь детскому эго и помогают ему на свой лад. На уровне этих архетипических фантазий у ребёнка появляется идея о фатальности судьбы, о неизбежности страдания. О том, что такой, какой ты есть, и именно в силу своей аутентичности ты обречен страдать: просто в силу того, что ты такой родился. На основе этих архетипических фантазий формируется фигура внутреннего садиста.

Внутренний садист – это источник постоянного недовольства собой, причём недовольства собой в плане вины самим фактом своего существования. Преодолеть полностью эту вину ты не сможешь никогда, но сможешь обеспечить себя право на жизнь, заслужить, чтобы окружающие хотя бы терпели тебя. И здесь внутренний садист разворачивает перед человеком определенный набор целей, механизмов поведения, и постепенно человек включается в модель поведения внутреннего садиста.

Фигура внутреннего садиста также предполагает фигуру внутреннего страдальца, это и есть тот носитель фатальной судьбы, то ядро аутентичности, которое приводит человека к страданиям. Пара внутреннего садиста и внутреннего страдальца создают очень устойчивую диаду. Эта диада является фатальной в своем проявлении, если человек сталкивается с какими-то особенно тяжелыми фрустрирующими психологическими травмами, которые погружают его в состояние смыслового вакуума: что-то с человеком произошло и он не может понять, как это могло произойти и что теперь делать.

На самом деле, вопрос звучит еще более радикально: «Кто я в этом всём?» При сильных, разрушительных психотравмах у человека утрачивается чувство идентичности. Он не понимает, кем и каким он должен быть, чтобы это всё преодолеть. Когда человек погружается в такой смысловой вакуум и в утрату собственной идентичности, появляется фигура внутреннего садиста.

И у человека появляется ощущение неизбытной вины, ощущение себя изгоем. Человеку кажется, что то, что с ним произошло это закономерно, происходит заполнение смыслового вакуума и, как бы это дико не прозвучало, у человека происходит облегчение. Теперь я знаю, что на самом деле происходит, кто я на самом деле, человек начинает отождествлять себя с внутренним страдальцем, с изгоем, который всегда виноват. Включаются модели искупления вины, которые были сформированы еще в детстве под влиянием этих двух фигур – внутреннего садиста и внутреннего страдальца, которые связаны с радикалами Каина и Авеля.

Как можно диагностировать эту диаду? Тест Сонди – один из немногих методов, который позволяет это сделать. Существует еще одна методика, такая как тест ТАТ (тематический апперцептивный тест). Самое главное, что эти методики требуют специфической интерпретации, здесь мало только аналитической интерпретации, необходим еще и герменевтический подход. Необходимо слияние на уровне какого-то глубинного тождества с диадой испытуемого.

Автор: Сагайдак Александр Николаевич, кандидат психологических наук