Перейти к публикации

Архетип Кассандры как основа комплекса жертвы в женской психологии

Лана Симбаева
  • · 11 минут на чтение

В ХХ веке виктимология выделилась из криминологии в отдельную дисциплину, границы которой к настоящему времени расширились настолько, что привели к ее превращению в междисциплинарный подход актуальнейшего общественного значения. По мене слияния виктимологии с психологией все более настойчивым становился вопрос о социокультурных и историко-психологических корнях виктимного поведения.

1.jpg

Вторая половина ХХ века стала эпохой подлинного расцвета роли исторической психологии в исследовании и интерпретации глубинных детерминант виктимного поведения.

Одним из первых открытий, сделанных еще задолго до того, как виктимология стала научной дисциплиной, стало понимание гендерных различий виктимного поведения.

«Платон не знал, к какой категории отнести женщин: к разумным существам или же к скотам, ибо природа вставила им внутрь, в одно укромное место, нечто одушевленное, некий орган, которого нет у мужчины и который иногда выделяет какие-то особые соки: соленые, селитренные борнокислые, терпкие, жгучие, неприятно щекочущие, и от этого жжения, от этого мучительного для женщины брожения упомянутых соков (а ведь орган этот весьма чувствителен и легко раздражается) по всему телу женщины пробегает дрожь, все ее чувства возбуждаются, все ощущения обостряются, все мысли мешаются. Таким образом, если бы природа до некоторой степени не облагородила женщин чувством стыда, они как сумасшедшие гонялись бы за первыми попавшимися штанами, в таком исступлении… какого вакхические фиады не обнаруживали даже в дни вакханалий, ибо этот ужасный одушевленный орган связан со всеми остальными частями тела, что наглядно доказывает нам анатомия» [1].

Слова выдающегося французского мыслителя и писателя эпохи Ренессанса Франсуа Рабле в весьма грубой сексистской форме дают нам, однако, представление о том, в чем виделись основные точки уязвимости женской психики в донаучный период развития психологии.

ХХ ВЕК И ПОЯВЛЕНИЕ ГЛУБИННОЙ ПСИХОЛОГИИ ОТКРЫЛИ СОВЕРШЕННО НОВЫЕ ОСНОВАНИЯ ДЛЯ АНАЛИЗА ЖЕНСКОЙ ВИКТИМНОСТИ.

Отец психоанализа З. Фрейд, исследуя исторически обусловленные механизмы сексуального поведения, пишет: «Нам не трудно уже позже оправдать то, что казалось сначала предрассудком, нашим мнением о любовной жизни женщины. Кто первый удовлетворяет с трудом в течение долгого времени подавляемую любовную тоску девушки и при этом преодолевает ее сопротивление, сложившееся под влиянием среды и воспитания, тот вступает с ней в длительную связь, возможность которой не открывается уже больше никому другому. Вследствие этого переживания у женщин развивается «состояние подчиненности», которое является порукой ненарушимой длительности обладания ею и делает ее способной к сопротивлению новым впечатлениям и искушениям со стороны посторонних» [2].

Однако куда более развернутую картину исторических детерминант женской виктимности дает аналитическая психология в контексте феномена коллективного бессознательного. Рассматривая вслед за З. Фрейдом глубинно-психологические причины женской истерии, Карл Густав Юнг пишет: «Комплекс при истерии обладает аномальной автономией и тенденцией к активной отдельной жизни, которая снижает и замещает констеллированную энергию Эго-комплекса. Таким образом, постепенно развивается новая болезненная личность, склонности, суждения и решения которой движутся лишь в одном направлении – в направлении ее желания быть больной. Эта вторичная личность пожирает все, что осталось от нормального Эго и принуждает его выполнять функцию вторичного (несамостоятельного) комплекса» [3].

Разработку идей Юнга продолжила его талантливая ученица Тони Вульф. Исследуя архетип Анимы, в частности такой его вид как женщина-медиум, она отметила, что женщины этого типа находится под приоритетным влиянием коллективного бессознательного, чья сила превосходит воздействие на ее Эго «духа своего времени» [4]. Женщина-медиум во взаимодействии с коллективным бессознательным может быть классическим медиумом, т. е. быть пассивным проводником, но может и вызывать его сама. Как правило, отмечает Тони Вульф, такая активность связана с воздействием архетипа Тени и женщина проецирует этот угрожающий негатив в социальное окружение. Таким образом в глазах социума – особенно маскулинной его части – она становится носителем зла [4]. А поскольку взаимодействие с бессознательным у нее не опосредуется символообразующей функцией Эго, женщина обычно не в состоянии объяснить, что с ней происходит и что движет ее поступками – «переполняющая энергия коллективного бессознательного проносится через Эго женщины-посредницы и ослабляет его…» [4].

Стремление к овладению (possessionem), исходящее из коллективного бессознательного, выходит далеко за пределы Эго женщины-медиум и стремится распространиться на всех, с кем она находится в хоть сколь-нибудь доверительных отношениях. По этой причине, хоть женщина-медиум и производит сильный эмоциональный эффект в общении, ее собственное Эго является безликим, пассивным и склонным к зависимости. Как пишет сама Тони Вульф «как правило, женщина-посредница ничего собой не представляет и, следовательно, будет создавать путаницу в той же мере, в которой запуталась сама. Сознание и бессознательное, я и ты, личное и обезличенное психическое содержание остается недифференцированным… Поскольку содержание объективной психики и у нее самой, и у других остается непонятным или же воспринимается на личном уровне, она воспринимает судьбу не как свою собственную, а как если бы она была ее собственной, и теряется в идеях, которые ей не принадлежат. Вместо того чтобы стать посредницей, она является лишь средством и становится первой жертвой собственной природы» [4].

Другой теоретик неоюнгианства, Эрих Нойманн, рассматривая этот феномен, отмечает, что «снижение уровня сознания» (abaissement du niveau mental) является основным качеством медиума: «Женская психика гораздо больше зависит от продуктивности бессознательного, сильно связанного с сознанием, которое мы соответственно называем матриархальным. Однако именно это матриархальное сознание основывается преимущественно на participation mystique – мистической сопричастности человека его окружению. Именно в этом состоянии сознания человеческая психика и надличностный мир по-прежнему остаются в основном неразделимыми; именно матриархальное сознание формирует основу власти человеческой личности, покрытой мантией магии» [5].

Джеймс Хиллман рассматривает феномен женщины-медиума в неразрывной связи с архетипом Анимуса, а именно – с архетипом Аполлона. По его мнению именно этот образ мужского совершенства является главной причиной женской истерии, а механизмом выступает конъюнкция. Как показывает Хиллман, аполлонический Анимус женщины, проникший не только на уровень сознания, но и на уровень Суперэго, порождает идею женской подчиненности и формирует причинно-следственную связь между подавленной хтонической феминностью и истерией. В свою очередь сам Аполлон интенсивно вытесняет свою Аниму, что привело к полной идентификации этой фигуры с патриархальной маскулинностью, заставляя фемининность принимать форму проекции. Но, как отмечает Хиллман, «поиск coniunctio, как в случае преследования Дафны, оборачивается собственным поражением Аполлона, так как это преследование делает мужчину гиперактивным и приводит психику к вегетативной регрессии, превращая Дафну в лавровое дерево» [6].

Наиболее подробно архетип Кассандры рассматривается в работах Лори Лейтон Шапиро, а именно в книге «Комплекс Кассандры. Современный взгляд на истерию» [7]. По ее мнению, архетип Кассандры олицетворяет собой архетипический конфликт между матриархальными и патриархальными ценностями, борющимися за власть, при этом сила potestas в данном конфликте полностью вытесняет силу libido

Лори Лейтон Шапиро проводит непосредственную связь между Кассандрой и «темной богиней» [7], в которой мы можем узнать хтоническую Великую Мать Эриха Нойманна. При этом Шапиро отмечает, что Кассандра находится под влиянием наиболее деструктивного – смертоносного – аспекта Великой Матери.

Позитивным аспектом Великой Матери является посредничество, что у истерических личностей проявляется в сильной интуиции. Однако в патриархальном обществе эта медиумальная способность не только не культивировалась, но даже и не легализовалась. В лучшем случае медиумальные способности женщины-Кассандры эксплуатировались, что мы можем наблюдать еще в эпическом произведении бронзового века, эддической песне «Сны Бальдра» [8]:

На восток от ворот выехал Один, где, как он ведал, вёльвы могила; заклинанье он начал и вещую поднял, ответила вёльва мертвою речью:

"Что там за воин, неведомый мне, что в путь повелел мне нелегкий отправиться? Снег заносил меня, дождь заливал и роса покрывала,- давно я мертва".

[Один сказал:] "Имя мне Вегтам, я Вальтама сын; про Хель мне поведай, про мир я поведаю; скамьи для кого кольчугами устланы, золотом пол усыпан красиво?"

[Вёльва сказала:] "Мед здесь стоит, он сварен для Бальдра, светлый напиток, накрыт он щитом; отчаяньем сыны асов охвачены. Больше ни слова ты не услышишь".

Но чаще всего медиумальные способности женщины-Кассандры использовались как объект для искупительной жертвы, что мы можем видеть на примере другой эддической песни – «Краткой песни о Сигурде» [8]:

[Брюнхильд сказала:] Один, а не многие, был мне дорог, женщины дух не был изменчивым! Атли в этом сам убедится,- когда он услышит о смерти моей,- что не слабой была жена, если заживо в могилу идет за мужем чужим,- то будет месть за обиду мою!"

Одно лишь в ответ вымолвил Хёгни: "Пусть не мешают долгой поездке, не вернется она никогда оттуда! Злобной она родилась у матери, рожденной была, чтобы горе чинить, многих людей в беду повергая!"

Характерно, что в тексте песни «Танцуй, ведьма» группы «Мельница» – одной из наиболее популярных отечественных групп в стиле фолк-рока – мы наблюдаем практически идентичную картину [9]:

Там, где ведьма, там жито не свячено, кони не подкованы. Прахом пусть улетает, бродячая, во четыре, ой, стороны. Как завертит суховеем танец смерти, что иных древней, Ведьма спляшет, а с верою нашей не справиться да не сладить ей. Напейся пьяною нашего гнева. Танцуй! Сегодня ты королева. Пусть хмель и корица, и змей, и лисица На первой зарнице прославят сестрицу — Аллилуйя Огненной Деве! Как у ведьмы четыре крыла, а и за плечами воздух дрожит. Нынче ей полыхать синим пламенем, как она горела во лжи. Нет предела милости огня, и Господь помилует нас, Чтобы рожь высока родилась, чтобы за зимой вновь была весна.

Шапиро отмечает, что женщина-Кассандра рано учится скрывать эту сторону своей личности или маскировать ее использование, поскольку ее Эго не является достаточно сильным, а, самое главное, достаточно одобряемым для того, чтобы полноценно использовать свою врожденную способность. В результате у таких женщин формируется псевдо-Эго, состоящее из рестрикционистских ценностей Аполлона как проводника идей Великого Отца. Это псевдо-Эго носит искусственный и ярко выраженный виктимный характер и основным лейтмотивом является мысль: «Впрочем, виновата уже тем, что женщина». В результате этого ее медиумальные способности уходят в область Тени, формируя болезненный комплекс вины и аутодеструкции. Следствием этого становится истерия как единственно возможный способ слабого, самоистязяющего Эго выступать посредником между бессознательным и Супер-эго.

Результаты наших исследований показывают, что ситуация осложняется еще и тем, что чаще всего у женщины-Кассандры присутствует аналогичный родовой сценарий, который передается по женской линии. Мать у такой девочки – женщина, находящаяся под таким же тираническим давлением патриархального Анимуса и уже давно пребывающая с ним отношениях садомазохистического дуальюниона. В своих родовых посланиях дочери она дает классический двойной посыл, текст которого декларирует истерическую подозрительность и тревогу по отношению к мужчинам (порой доходящую до ненависти) а подтекст – раболепное повиновение и страх. Однако ее позиция выигрышна тем, что она имеет возможность учить свою неопытную дочь, на которую нередко транслирует свое инфантильно-уязвимое Эго, чем только усиливает комплекс виктимности у дочери. Это соотносится с идеей родовых последний, разработанной Леопольдом Сонди в рамках концепции судьбоанализа [10].

Шапиро, характеризуя отношения женщины-Кассандры с матерью, отмечает отсутствие позитивной симбиотической связи с материнской фигурой, что, в свою очередь, блокирует связь девочки с реальностью: «У девочки развивается впечатление, что жизнь не может протекать так, как хочет она, а только так, как хочет мать. В представлении ребенка реальность не заслуживает доверия. Девочка обретает свою идентичность, только отвечая ожиданиям матери. В каком-то смысле ребенок становится матерью своей собственной матери, в свое время лишенной материнства, которая постоянно требует зеркального отражения своего слияния с дочерью и наполняется черной завистью, если не получает этого отражения» [7].

Находясь под непрерывным давлением Суперэго, женщина-Кассандра проецирует свой локус контроля исключительно вовне. При этом во внешнем контексте она наблюдает картину полного торжества маскулинного начала и поражения и самоуничижения феминного. Логично, что уже с детских лет она ищет внимания и поддержки мужского начала. Шапиро отмечает, что даже в случае слабости реальной отцовской фигуры девочка все равно идеализирует отца: «Единственным аспектом фемининности, получившим возможность выйти на поверхность, оказывается посредничество, через которое гипертрофированная маскулинность — интериоризированный дочерью материнский Анимус — ищет свое выражение. Эго оказывается на службе у Анимуса, который в действительности скорее ведет себя как нарцисиссическая структура личности, постоянно требующая позитивного отзеркаливания. Женское Эго опускается до проигрывания роли Анимы по отношению к собственному Анимусу» [7].

В античном архетипическом сценарии Кассандра не подчинилась Аполлону, что привело к ее гибели – причем гибели именно от руки материнской фигуры. В личности женщины-Кассандры как правило это подчинение все-таки происходит, причем еще в детстве. Опираясь на свой аполлонический Анимус, она может быть довольно успешна и социально адаптирована. Однако если и происходит адаптация к внешнему миру, то не происходит адаптации к миру внутреннему. Второй полюс диссоциированной психики – истерическая Анима-Кассандра – уходит в Тень и оттуда постоянно напоминает о себе немотивированной тревогой, чувством вины, страхами, за которыми, в свою очередь, скрывается и агрессия. Один из вариантов прорыва этой эксплозивной Тени показан в знаковом для современной культуры фильме Романа Полански «Отвращение» [11]. Главная героиня, интроверт, все более погружающаяся в аутические состояния, обнаруживает в них сильнейшую андрофобию, прорывающуюся запредельной агрессией к мужскому началу.

Описывая динамику Тени у женщины-Кассандры Шапиро называет в качестве главной причины ее активизации именно исчезновение аполлонического идеала Анимуса. По причине слабости собственного Эго женщина-Кассандра использует аполлонический Анимус как сдерживающую силу Суперэго, направленную в первую очередь на Тень. Можно сказать, что в таком состоянии она вообще лишается силы Эго, оставаясь беспомощной перед ужасами Тени: «В своем испуганном, лишенном Эго состоянии женщина-Кассандра может говорить то, что видит, бессознательно надеясь на то, что другие могли бы извлечь из ее слов какой-то смысл. Однако им ее слова кажутся бессмысленными, бессвязными и беспочвенными. Нет ничего удивительного в том, что ей никто не верит. Она даже не может совершить над собой усилие и поверить сама в то, что говорит. Ее Эго не может принять то, что знает ее Тень» [7].

In toto мы может сказать, что архетип Кассандры является одной из основных бессознательных детерминант, поддерживающих формирование и действие комплекса жертвы у современной женщины. Выступая вторым полюсом в диаде Преследователь-Жертва, он делает женщину склонной к виктимному поведению при столкновении с патриархальным сексистским мужским поведением.

Александр Сагайдак

Список использованных источников

  1. Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. – М.: 1991. – 374 с.
  2. Фрейд З. Табу девственности: очерк по психологии сексуальности. – М.: Прометей, 1990. – 32с.
  3. Анима и Анимус / Юнг, Уилрайт, Нойманн и др. – М.: Московская ассоциация аналитической психологии, 2008. – 228 с.
  4. Уильямс Д. Пересекая границу. Психологическое изображение пути знания К. Кастанеды. – Воронеж: Модек, 1994. – 191 с.
  5. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания [А.II. Великая мать]. – Киев: Ваклер, 1998. – 464 с.
  6. Хиллман Дж. Миф анализа: три очерка по архетипической психологии. Пер. С англ. М.: Когито-центр, 2005. – 352 с.
  7. Шапиро Л. Л. Комплекс Кассандры. Современный взгляд на истерию. – М.: Независимая фирма «Класс», 2006. – 176 с.
  8. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах / Библиотека Всемирной Литературы. (Т. 9) / пер. С древнеисландского А. Корсун. — М.: Художественная литература, 1975. – 751 с.
  9. falshivim-vmeste.ru/songs/1257954647.html
  10. Сонди Л. Учебник экспериментальной диагностики влечений. – М.: Когито-Центр, 2005. – 557 с.
  11. kinopoisk.ru/level/1/film/8427/
  • Нравится 1
  • 0
  • 9 783

0
9,8k
  • Нравится 1

Войти

У вас нет аккаунта? Регистрация

  • Не рекомендуется на общедоступных компьютерах
  • Забыли пароль?

  • Создать...