Перейти к публикации

Проблема контакта с анимусом

Веснушка
  • · 77 минут на чтение

Часто приходится слышать жалобы -- даже от людей, которые изучают юнгианскую психологию не первый год -- что мы слишком много обсуждаем теорию и очень мало говорим о том, каким образом эта теория работает в повседневной жизни. И мне кажется, что эта точка зрения обрела особый вес в наши дни, ибо сегодня, как никогда прежде, людям становится очевидно, что в нашей жизни активно работают незримые силы, совершенно неподконтрольные человеческому разуму.

1.jpg

Единственное место, где мы способны как-то работать с этими силами -- внутри индивидуума. Поэтому для меня так важно в данной работе уделить максимальное внимание практической стороне вопроса. Но каждому читателю, который сам когда-либо предпринимал подобного рода попытки, хорошо известно, какие огромные трудности предполагает это предприятие. Мы можем разглядеть лишь участок поверхности огромного клубка проблем, которые подразумевает наша тема.

Под термином анимус я понимаю маскулинный дух, или бессознательный ум женщины. Эмма Юнг недавно отметила, что нам нужно очень четко и тонко различать аниму и анимуса. Как известно, анима это термин, употребляемый Юнгом для обозначения фемининной души у мужчины. Но если мы говорим об анимусе как об маскулиной душе у женщины, то получаем внутритерминологическое противоречие (а ведь такое сплошь и рядом происходило в ранние дни юнгианства и нередко случается даже сейчас). Слово анимус означает «дух», и именно контрастное сопоставление души (анимы) и духа (анимуса) дает нам ценные подсказки относительно различий между этими двумя фигурами.

Можно сказать, что, когда мужчина прорабатывает проблему своей анимы, он пытается найти «врожденный коллективный образ женщины», который присутствует в его бессознательном, и образ этот помогает ему постичь природу женщины -- так это формулирует Юнг[1]. Одновременно он обнаруживает свою собственную функцию взаимоотношения, связи. Таким образом, при поиске анимы основная задача мужчины, по сути, состоит в том, чтобы обнаружить эту функцию, которую он всегда проецирует на женщину. А цель женщины в том, чтобы найти врожденный коллективный образ духа, или ума, который она всегда проецирует на мужчину. Ум женщины, таким образом, в невероятной степени бессознателен, автономен и спроецирован вовне, хотя обычно она и не осознает этот факт.

Проблема современной женщины в этом смысле наиболее вразумительно описана в эссе Юнга «Женщина в Европе» (Woman in Europe), вместе со всеми симптомами, встречающимися нам на каждом шагу, которые подтверждают, что мы уже больше не можем отвергать маскулинную сторону женщины. В этом эссе Юнг пишет:

«Маскулинность означает знание того, что человек хочет, и действие, направленное на достижение желаемого. После того, как это знание обретено, оно становится настолько очевидным, что его уже невозможно забыть, не претерпев значительного психологического ущерба[2].

Таким образом, если мы хотим избежать этого ущерба, мы просто обязаны рано или поздно обратиться к проблеме анимуса.

Основное внимание в этой статье, естественно, направлено на анимус, а не на аниму, ибо лишь о первом я могу говорить на основании личного опыта -- ведь только опыт может служить сколько-нибудь твердой основой, когда речь заходит о практической стороне вопроса. Тем не менее, значительная доля сказанного относится также и к аниме, особенно, что касается методик и техник настройки на эти фигуры. Процитированный выше отрывок, например, взят из фрагмента эссе, где Юнг рассуждает преимущественно об аниме. Главное различие, которое нам нужно всегда помнить, состоит в том, что, там где женщина реагирует раздражающе неуместными косными мнениями, мужчина склонен реагировать капризами или судорогами предельно ранимого самолюбия. Иными словами, бессознательные реакции женщины напоминают поведение несколько незрелого мужчины и наоборот.

Весь материал по юнгианской психологии в этой книге, естественно, взят у самого Юнга -- выклянчен, позаимствован или украден! Что пытаюсь сделать я -- поскольку читателю, вне всяких сомнений, намного лучше знакомиться с психологическим учением Юнга через его собственные книги -- так это представить вам свой скромный отчет о том, как, на мой взгляд, работают идеи Юнга, когда женщина пытается применить их при работе с собственной психикой. Конечно, когда женщина пишет об анимусе, ей всегда приходится учитывать тот факт, что у самого анимуса может быть собственный взгляд на вопрос. Юнг на одном из своих семинаров отметил, что, хотя в литературе есть немало прекрасных портретов анимы, хорошие портреты анимуса -- редкость. Он предположил, что причина этого в том, что к написанию книг о женщинах в значительной мере причастен сам анимус, и он предпочитает не выдавать себя. (Анима же, по-видимому, позирует для своих портретов с большим удовольствием!). Поэтому, я никогда не бываю до конца уверена, насколько успешно удается анимусу -- хитрому старому лису -- замести хвостом свои следы.

Преобладание бессознательного в личности

Первое, что нам нужно сделать, прежде чем углубиться в тему, это принять тот факт, что наша психика распространяется далеко за пределы наших сознательных знаний. Нам очень сложно расставаться с мыслью о том, что мы являемся хозяевами в собственном доме - сложно расставаться с пагубным убеждением что все находится под нашим контролем. Я обращаю на это столько внимания потому, что еще долго после того, как человек признает существование, как индивидуального, так и коллективного бессознательного, и осознает, что у него есть тень и анимус (или анима), он еще долго ведет себя точно так же, как если бы он ничего этого не знал и не понимал. Не так-то легко отмахнуться от рациональных идей девятнадцатого века, на которых взращены наши деды и прадеды, и которые до сих пор буйным цветом цветут вокруг нас.

Стоит осознать, что психика распространяется далеко за пределы эго и его осознанных знаний, как мы сталкиваемся с фактом, что мы живем в неведомой незримой стране. На самом деле существует много сравнительного материала, откуда мы можем черпать информацию об этих новых для нас пространствах. Например, представители первобытных племен в большинстве своем стоят одной ногой во внешней реальности, а другой -- в незримом мире. То, что они называют землей духов, является для них более значимой реальностью из двух, и знакомство с их способами взаимодействия с духами в чем-то подобно чтению путеводителя по стране, прежде чем отправиться в путешествие. Существует и немало других источников сравнительного материала. Тут можно вспомнить великие религии, как востока, так и запада, гностические системы, алхимию и, на более низком уровне, колдовство и магию.

Однако необходимо сразу оговориться, что все отчеты из вторых рук о том, что Юнг называет коллективным сознанием, имеют лишь относительную ценность. Да, они абсолютно неоценимы для накопления и сравнения информации. Но, все же, наиболее важным и необходимым условием для любого настоящего знакомства с бессознательным является именно реальный опыт. Нам нужно всегда помнить, что психология -- эмпирическая наука. Любопытно, что юнгианскую психологию часто ошибочно принимают за философию и даже за религию -- но к этому склонны лишь люди, которые сами на опыте не познакомились с изучаемыми нами явлениями и поэтому отчеты об опыте других людей кажутся им настолько странными, что они принимают их за отвлеченные философские или мистические построения. В некотором смысле можно сказать, что они находятся в положении людей, которые слушают отчет исследователя о каком-то странном племени, чьи обычаи настолько сильно отличаются от наших, что слушатель может подумать: «Ну здесь он явно преувеличивает!» -- или: «Врет, как рыбак!» Некоторые люди идут еще дальше и отрицают даже свой собственный опыт: когда какой-то материал из бессознательного завладевает ими и подталкивает к тем или иным переживаниям, они приходят к выводу, что это был просто бессистемный бред, либо же ведут себя в точности так, как тот человек, который, впервые увидев верблюда, заявил: «Не может быть такой зверь!»

Нет нужды даже далеко ходить за подтверждениями того, что нами движут внутренние факторы, отличные от нашей сознательной личности. Разве редко, сделав что-то, мы спрашиваем сами себя: «И что это на меня нашло?» Либо же мы сердимся на себя из-за того, что сделали нечто обратное тому, что намеревались. Тем не менее, нам очень тяжело совершить простой логический шаг, и принять тот факт, что внутри нас присутствуют силы, действующие независимо от нашей воли и принуждающие нас к воплощению их собственных намерений -- нам даже проще усомниться в свидетельствах собственных чувств. Эти внутренние силы мы называем комплексами.

Следующий случай может служить иллюстрацией того, насколько сложно нам бывает признавать необычные факты. Однажды зимней ночью шторм оторвал от причала плавучую баню на озере Цюрих и отогнал практически через все озеро, собственно, к городу Цюриху, где его впоследствии обнаружили и отбуксировали на место. Тем же вечером в одной компании кто-то рассказал об этом случае, и некая девушка воскликнула с облегчением: «А ведь я сегодня утром видела эту баню из окна. Она дрейфовала неподалеку от берега. Но, естественно, никому об этом не рассказала, потому что знала: ее там быть не может!» Девушка не могла поверить собственным глазам до тех пор, пока не получила рациональное объяснение увиденного. И все мы постоянно игнорируем самые очевидные физические факты в силу подобных же предрассудков.

На своем семинаре, посвященном книге Ницше «Так говорил Заратустра», Юнг однажды говорил о моменте, когда к нам приходит понимание, что мы состоим не только из сознания, но и из бессознательного, причем движения сознания постоянно оказываются перечеркнуты импульсами бессознательной воли внутри нас. Он сказал:

«Это, как если бы ты правил страной, которая и тебе самому известна лишь отчасти. Властелин королевства с неведомым числом жителей. Ты не знаешь, кто они, каковы условия их жизни: до твоего сведения снова и снова доходят вести о том, что в твоих землях есть подчиненные, о чьем существовании ты не имел ни малейшего представления. Поэтому ты не можешь брать на себя ответственность, тебе остается только заявить: «Я оказался правителем державы, не зная ни ее границ, ни жителей, и не до конца понимая существующие в ней условия». И тогда ты сразу же выходишь из состояния субъективности и оказываешься перед лицом ситуации, в которой являешься своего рода пленником -- ты сталкиваешься с совершенно неизвестным набором вероятностей, ибо на каждое твое действие или решение в каждый момент влияет слишком много неуправляемых факторов. Так что твое владычество в этой стране выглядит довольно комично -- король, который на деле королем не является, ибо зависит от такого огромного числа неведомых ему факторов и условий, что слишком часто ему просто не удается реализовать собственные намерения. Поэтому лучше вообще никому не рассказывать о том, что ты тут король, а быть просто одним из обитателей этой территории, который на деле управляет лишь небольшим участком земли. И чем больше опыта ты приобретаешь, тем более ясно видишь, что твой уголок бесконечно мал по сравнению с бескрайними неизведанными просторами тебя окружающими»[3].

Как только человек осознает, что не является ни королем собственной психики, ни даже хозяином своего дома, его позиции, как это ни парадоксально, заметно усиливаются. Он выходит из состояния субъективности, иными словами, обретает крохотный клочок объективного мира -- земли, на которой можно встать и оглядеться вокруг. Очень многие явления, принадлежащие нашему внутреннему миру, всегда служили материалом для проекции: то, что мы не видим внутри себя, автоматически проецируется на окружающий мир. Мы не осуществляем проекции сознательно, но просто обнаруживаем кусочки себя -- те части, которые мы не признавали -- спроецированными на внешний мир. Разве не у многих из нас есть свой любимый предмет отвращения, безропотно несущий на себе все те качества, которые мы не хотим признавать своими? Вот уже почти семь столетий прошло с тех пор, как Майстер Экхарт воскликнул: «Ищи внутри, а не снаружи, ибо всё пребывает внутри». Но как же мало людей на сегодняшний день поняли, что он имел в виду!

Тень

Когда мы на опыте постигаем тот факт, что наше сознательное эго -- лишь один из жителей маленькой территории посреди колоссальных пространств, у нас, естественно, появляется желание узнать что-то и о других жителях. До Юнга бессознательное, в той мере, в какой его вообще признавали, преимущественно виделось как подавленный материал, который можно тоже вывести на уровень сознания. И это вполне верно -- как минимум, в теории -- в отношении того, что Юнг называет индивидуальным бессознательным. Тень в ее индивидуальном аспекте обитает именно в этом слое психики. В некоторых пассажах своих работ Юнг даже устанавливает тождество между этими двумя явлениями (тенью и индивидуальным бессознательным) и, таким образом, тень можно назвать нашим ближайшим соседом в обширном пространстве неизведанных территорий, которые нас окружают. Очевидно, что нам в первую очередь требуется приобрести значительные знания о тени, и лишь затем мы сможем начать проработку своих проблем с более отдаленными фигурами, включая и анимус.

Тень -- одна из младших фигур в составе личности, являющаяся точной противоположностью осознанной личности. Обычно ее воспринимают как нечто низшее, и в своей самой распространенной форме она состоит из всех негативных качеств, которые человек не хочет в себе видеть. Но, если человек в жизни не реализует свой позитивный потенциал, то тень может включать в себя и явно положительные качества -- Юнг неустанно подчеркивает это.

В ее индивидуальном аспекте тень распознать не так уж сложно, хотя это долгое, утомительно и нередко очень болезненное предприятие. Основная сложность состоит в том, что личная тень подвергается контаминации со стороны фигур коллективного бессознательного, которые лежат в ее основе. И это очень затрудняет работу. Например, человек с чувствительной совестью, впервые увидев свою тень, может потерять голову и сделать себя ответственным за деяния самого дьявола! Поэтому исключительно важно научиться разделять сферу индивидуального бессознательного и фундаментальные фигуры коллективного бессознательного.

Самая близкая фигура к эго и тени -- это анима или анимус. Юнг часто говорит о своего рода браке между анимусом и тенью -- слишком мощный союз, чтобы ему могло противостоять слабое эго. Во время одного семинара в 1932 году он очень подробно обсудил это явление, указав на то, что, для того, чтобы вообще иметь возможность наладить связь с собственным анимусом, женщине нужно владеть своей тенью -- иными словами осознавать низшую часть своего существа. Люди же, которые считают себя слишком безупречными и тем самым полностью отрицают свою тень, по словам Юнга буквально «одержимы дьяволом»:

«Их пожирает собственный анимус -- и жиреет от этого. Эта отменная пища дает ему силы -- он становится, настолько могуч, что может овладеть сознанием, полностью подчинив его своей власти. Таким образом, анимус не следует связывать с тенью, такую связь надлежит разрывать, несмотря на тот факт, что к анимусу вы приходите через тень. И невозможно прийти к анимусу, пока вы не увидите свою тень -- не увидите свои низшие стороны. Когда вы увидите свою тень, то сможете отстраниться от анимы или анимуса. Но до тех пор, пока вы ее не видите, у вас нет ни малейшего шанса»[4].

Проще говоря, у вас нет ни малейшего шанса, пока анимус и тень находятся в браке, ибо тогда осознанное эго всегда терпит поражение в этой игре, оставаясь в меньшинстве -- одно против двоих. Несколько позднее мы подробно рассмотрим, что означает с психологической точки зрения «одержимость демонами», а также вернемся к вопросу о том, какую роль играет тень в контексте нашей проблемы контакта с анимусом.

Знакомство с анимусом

Широко известно -- и далеко не только одним психологам -- что душа (анима) мужчины часто находит олицетворение в фемининной фигуре. Достаточно упомянуть такие фигуры, как «Беатриче» Данте, «Лаура» Петрарки или «Она» Райдера Хаггарда. В то же время тот факт, что дух женщины находит олицетворение в маскулинной фигуре, известен намного меньше. Я не знаю вообще формулировал ли кто-то этот тезис четко до того, как Юнг распознал аналог анимы в бессознательном женщины? Сейчас, когда мы еще не осознали эмпирическое существование этой фигуры, этого спонтанного продукта бессознательного, мы все же можем обнаружить следы его присутствия во многих источниках, хотя чаще всего в негативной форме. Например, демоны, которыми бывали одержимы девушки, чаще всего являются маскулинными фигурами. В качестве примера можно привести Асмодея, злого духа из книги Товита (ветхозаветный апокриф), которым была одержима девица Сарра. Этот демон убил семерых ее мужей, и остановить его смог только некий Товия, который при содействии ангела Рафаила изгнал демона при помощи сердца и печени рыбы. Кроме того, «малый магистр» ведьм и «Великий магистр» ковенов тоже почти всегда маскулинен.

Возможно, в силу факта, что христианский Бог -- в особенности Бог протестантский -- является исключительно маскулииной фигурой, женщине бывает сложнее распознать свой индивидуальный дух, чем мужчине, ибо дух ее всегда спроецирован вовне. Не исключено, что это -- одна из причин, почему женщина осознала существование своего мужского двойника на много столетий позже мужчины. Но мы не станем углубляться в данный вопрос, ибо это увело бы нас слишком далеко от основного предмета нашего разговора.

Здесь следует упомянуть, что в более ранние и более спокойные времена, когда бессознательное более гармонично сочеталось с преобладающей религией, большинство людей могли найти ответы на все эти вопросы даже в том случае, если вопрос формулировался сугубо в контексте догматов их веры. И в наше время есть счастливчики, чье бессознательное все же вписывается в структурные рамки какой-либо официальной религии, и тревожить таких людей не стоит ни в коем случае, ибо в наши неспокойные дни, любая подлинная укорененность в незримом мире имеет наивысшую ценность, не только для них самих, но и для окружающих.

Я очень отчетливо ощутила это прошлой осенью, когда ездила на выходные в одну католическую деревню в Швейцарии. Там есть необычно большое количество домов престарелых для католиков, преимущественно для монахов и монахинь. Я сразу же ощутила особую атмосферу умиротворения, царящую в этой деревне. Поначалу я подумала, что причина тому -- стада коров, пасущиеся на окрестных лугах, величественные горы повсюду, желтеющие листья и ласковое осеннее солнце. Но незадолго до этого я ездила отдыхать в место, где было в точности все то же самое, тем не менее, там у меня не было этого чувства внутренней безмятежности и защищенности. Сопровождавшая меня в той поездке приятельница весьма негативно настроена по отношению к церкви, и она постоянно бурчала по поводу того, как много священников и монахов встречается нам на каждом шагу. И поэтому я немало удивилась, когда она вдруг заявила:

-- Я знаю, почему здесь царит такое умиротворение. Бессознательное этих людей по-настоящему находится во власти их религии. У них нет такого внутреннего раскола, как у нас.

Но сколь бы ни казалось нам привлекательным такое состояние, в наши дни оно является скорее исключением, чем правилом. Особенно это касается людей, которые приходят в психологию -- обычно они страдают от некоего ощущения внутренней дисгармонии. И на самом деле в большинстве случаев эта дисгармония проецируется на внешний мир, и осознанная их проблема состоит в том, что тем или иным образом они пребывают в разладе со своим окружением.

Помню, как лет пятнадцать назад, когда доктор Юнг еще активно занимался терапевтической практикой, он отметил, что почти все клиенты обращаются к нему не по этому поводу. В большинстве случаев они довольствуются помощью в преодолении внешних проблем -- например, психоаналитик пробуждает в человеке новое отношение к самому себе, либо же указывает на какие-то вещи, которых он прежде не замечал. И еще, Юнг подчеркивает в своих работах, что лишь незначительному меньшинству людей суждено вступить на сложный внутренний путь работы с коллективным бессознательным -- на этот «длиннейший из путей», как говорят алхимики. Именно на это меньшинство ориентируюсь и я, когда говорю здесь о проблеме контакта с анимусом.

Стоит нам четко осознать, что у нас есть тень, и прекратить осуществлять негативную проекцию всех своих отрицательных качеств на наших нечастных близких, а также понять, что наше сознание это лишь бесконечно малая точка на фоне огромных неизведанных пространств внутри нас -- и мы тотчас обретаем участок твердой почвы под ногами, откуда можем начать путь к знакомству с собственной анимой или анимусом. С одной стороны у этих фигур есть индивидуальные черты -- так что мы можем говорить о «моей аниме» или «моем анимусе» -- но с другой стороны они также являются обитателями коллективного бессознательного, а поэтому, как не раз отмечал Юнг, нередко намного более корректно бывает говорить просто об «анимусе» или «аниме»[5]. Например, если две женщины, споря между собой, в какой-то момент пытаются выяснить, кто из них виноват в сложившейся ситуации, это почти безнадежно запутывает дело. Если же они перед этим изучали психологию, и каждая готова признать, что ответственность лежит на анимусе оппонентки, ситуация, как правило, лишь усугубляется! Но со временем, когда им удается увидеть, что весь спор был спровоцирован анимусом как таковым, и каждая из них в большей или меньшей степени была здесь жертвой, им часто удается встать на некие объективные позиции, откуда становится возможным реальное понимание происходящего.

Весной 1938 года, Юнг подробно осветил этот вопрос, во время семинара о Заратустре. Он говорил о проекции темной стороны и о том, как мы видим дьявола, спроецированного на какого-то другого человека. Юнг подчеркнул, что в ходе анализа нам постепенно удается убедить пациента, что он «не может считать, что мистер Такой-то является воплощенным архи-дяволом», который способен серьезно повлиять на его душу. Но часто первым результатом осознания такой проекции становится интроекция: клиент постепенно приходит к убеждению, что он сам и есть сущий дьявол. Пользы от этого никакой, ибо, естественно, клиент вовсе не является дьяволом, поэтому последний просто «возвращается в бульон и растворяется в нем». Поэтому тут психоаналитику надлежит сказать: «А теперь обратите внимание, что, хотя вы и считаете, что никакого дьявола не существует, однако существует психологический факт, который мы можем назвать дьяволом». Далее психоаналитик может предложить клиенту сконструировать образ дьявола, чтобы получить форму или сосуд, куда можно поймать возвращающуюся проекцию[6].

Практически во всех человеческих сообществах, какую бы форму они ни принимали, всегда присутствовала общая вера в некое олицетворение чистого зла. И мы неизбежно либо проецируем эти коллективные образы на своих соседей, либо осуществляем интроекцию на самих себя -- если только не признаем фигуры коллективного бессознательного за объективную реальность. Поэтому мне представляется критически важным никогда не забывать, что анимус, независимо от того, насколько личную форму он для нас принимает, является также и фигурой коллективного бессознательного.

На другом семинаре Юнг отметил, что, как только женщина начинает контролировать свой анимус или мужчина -- свою аниму, они тем самым восстают против стадного инстинкта в человеке. Изначальное природное состояние человека -- полная неосознанность, и этот фактор упорно продолжает действовать в нас и ныне. Как только мы пытаемся освободить себя от одержимости анимой или анимусом, мы переходим к другому порядку вещей -- а это означает усомниться в старом порядке и бросить ему вызов. Если одна овца вдруг начинает идти сама по себе впереди сего стада, все остальные видят в ней волка и готовы нападать. Более того, не успеваете вы избавиться от одного демона, как против вас ополчаются все остальные черти:

«Если мужчина предпринимает умеренные попытки управлять своей анимой, он немедленно попадает в ситуацию проверки на вшивость. Все черти мира попытаются войти в его аниму, чтобы вернуть его в лоно матери-природы … то же самое касается и женщины: каждый демон, ошивающийся в радиусе ста миль, станет морочить ее анимусу голову»[7].

Полагаю, правдивость этих слов совершенно очевидна любой женщине, которая предпринимала серьезные попытки наладить взаимоотношения с собственным анимусом. С одной стороны, окружающие восхищаются тем, что она смогла взглянуть на происходящее в ее жизни с новой, более высокой точки зрения, но, с другой стороны, бессознательное тех же людей (в особенности, их анимус) раздражено тем фактом, что она делает что-то вразрез с природой вещей. Поэтому ей то и дело приходится дело с неожиданными атаками со стороны других людей -- преимущественно, крайне иррациональными.

В то же время, когда мы впервые сталкиваемся с фактом, что мы осознаем лишь маленький уголок нашей психики, и нам нужно считаться с иной волей или иными волями внутри себя, обычно эта множественность вызывает у нас протест и растерянность -- крайнюю растерянность. И самая большая помощь в этом состоянии растерянности обычно приходит нам из снов. А еще чрезвычайно полезно обратиться к опыту других людей, чтобы выяснить, что они уже успели узнать об этом темном неведомом царстве, где наше сознание -- всего лишь маленькая свечка.

Очевидно, что анимус, обладая, как индивидуальными, так и коллективными характеристиками, лучше всего приспособлен, чтобы служить своего рода связным между сознанием и бессознательным. Но в действительности, когда мы знакомимся с ним впервые, возникает впечатление, что он не особо склонен к выполнению этой полезной роли. Тут многое зависит от индивидуальных обстоятельств: например, если женщина имеет позитивные отношения со своим отцом, у нее есть некая субъективная готовность, некая структурная психическая настроенность на позитивные отношения, как с мужчинами, так и с собственным анимусом. Но это обстоятельство нередко компенсируется в дальнейшей жизни особо мощным дьявольским анимусом, чьего существования она поначалу не замечала -- и наоборот. Имея дело с анимусом, мы никогда не должны забывать, что он двойственен: у него всегда есть негативный и позитивный аспекты. (Естественно, то же самое касается и анимы.)

Много лет назад я познакомилась с женщиной, у которой был очень благосклонный анимус -- она называла его Арчибальдом. Эта женщина никогда ничего не делала, не посоветовавшись со своим анимусом, и поначалу, это давало весьма завидные результаты. Он всегда находил верный путь из самых отчаянных ситуаций, и, когда я однажды услышала длинный список его подвигов, я была весьма и весьма впечатлена. Тем не менее, уже тогда возникало ощущение, что она слишком зависит от этой фигуры, и некоторые люди даже пытались предостеречь ее -- советовали все же поставить под вопрос всемогущество Арчибальда. Однако на тот момент он уже влиял на нее гораздо больше, чем кто-либо из людей, и женщина всецело доверила себя его советам.

Со временем, как и следовало ожидать, ее одержимость анимусом росла. И, если прежде эта фигура оказывала на нее положительное воздействие, то теперь стала оказывать все более отрицательное. Если бы эта женщина смогла занять более критичную позицию по отношению к себе, что позволило бы ей распознать двойственную природу данной фигуры, она могла бы и не попасть в эту ловушку.

Читателю может показаться странным, что женщина в здравом уме может до такой степени олицетворить фигуру своего бессознательного или своего духа, что она станет советоваться с ним по поводу повседневных дел и даже называть Арчибальдом. Как мы скоро убедимся, тут и вправду уместен вопрос, насколько разумно с ее стороны было так сильно вовлекать его в свою внешнюю жизнь. Между тем, Юнг совершенно четко показывает, что эти фигуры действительно проявляют себя таким образом, что человеку легче всего распознавать их реальность, воспринимая их как автономные личности, живущие собственной жизнью и обладающие собственной волей. Он говорит, что воспринимая их на глубоко личном уровне, нам проще разглядеть их индивидуальность, в результате чего мы получаем возможность наладить с ними взаимоотношения[8].

Как я уже отмечала ранее, опыта других людей обычно бывает недостаточно, чтобы убедить нас в том, что у нас есть индивидуальный бессознательный ум, или дух, который влияет на нас без нашего ведома. Поэтому нам нужно вкратце рассмотреть, каким образом мы можем распознать действие анимуса внутри нас, чтобы познакомиться с ним на собственном опыте.

Возможно, самый распространенный и наименее неприятный способ знакомства с анимусом -- через наши сны, где он обычно обретает персонифицированную форму. Именно во снах мы учимся относиться к нему, как к личности. Многочисленные формы, которые он может приобретать, хорошо известны -- негативные и позитивные, человеческие, демонические, животные и божественные. Нередко он принимает облик авторитетной фигуры: священник, монах, учитель или правитель. Он с удовольствием указывает, что нам надлежит делать, а также старается заместить наши инстинкты некой системой мнений. Порой во снах он принимает облик реальных мужчин, которых мы знаем или знали -- отца (либо первого, кто замещал нам отца), брата, мужа, любовника и так далее.

Также анимус может являться в виде множества персонажей. Юнг не раз на своих семинарах упоминал роман Г. Уэллса «Отец Кристины Альберты» в качестве примера того, каким образом анимус может действовать в женщине[9]. Главная героиня в течение дня делает массу самых разнообразных глупостей, а вечером предстает перед своеобразным «судом совести», указывающим ей, какие действия были бы правильными в каждой ситуации. Эти совершенно неумолимые мысли, от которых она не может отмахнуться -- прекрасная иллюстрация автономной работы бессознательного у женщины. Подобную же роль играет и попугай по имени Старина Ник в книге Элизабет Гаудж «Страна зеленого дельфина». Попугай постоянно рушит иллюзии и фантазии Марианны о самой себе, то и дело вставляя какое-нибудь убийственное замечание, после чего она искренне желает ему смерти от землетрясения, войны либо пожара.

Одна из техник, рекомендованных Юнгом для знакомства с анимусом, состоит в том, чтобы пристально следить за своей речью и постоянно ставить под вопрос свои мысли, когда они всплывают в сознании: «Действительно ли я об этом подумала? Откуда пришла эта мысль? Кому принадлежит эта мысль?» Техника весьма неприятная, поэтому мы всегда находим веские оправдания, чтобы ее не выполнять -- например, убеждаем себя, что у нас нет на это времени и так далее. Но если нам все же удается заставить себя практиковать ее, да еще и вести записи (ибо мы забываем подобного рода мысли едва ли не прежде, чем успеваем их подумать) -- результаты оказываются весьма и весьма поучительными.

Больше всего анимус нас огорчает тогда, когда он вмешивается в наши взаимоотношения. Как мы уже упоминали выше, основным принципом в женщине и в аниме является эрос, а основным принципом в мужчине -- логос. Тогда как эрос стремится соединять и объединять, логос стремится различать и для этого разделять. Таким образом, анимус способен оказывать сильнейшее разъединяющее воздействие. Если взаимоотношения с мужем, с психоаналитиком или с кем-то еще для нас достаточно важны, мы в этом смысле очень уязвимы. Но, эти же обстоятельства формируют для нас неоценимый стимул для распознания и исследования анимуса. На самом деле нередко именно так мы убеждаемся в реальности этой фигуры, которую до того мы признавали лишь теоретически. Когда вдруг оказывается, что мнения, прежде всегда принимавшиеся нами за истину в последней инстанции, отделяют нас от человека, без которого мы не мыслим своей жизни, мы, возможно впервые, проявляем готовность поставить под вопрос их состоятельность -- тогда как никакие аргументы логики не могли бы сподвигнуть нас к этому[10].

Кроме того, именно в своих наиболее важных взаимоотношениях с представителями противоположного пола мы обычно впервые наблюдаем проекцию собственного анимуса. Пока проекция более-менее соответствует объекту, мы, естественно, не осознаем ее существования. Но рано или поздно, если взаимоотношения для нас достаточно важны, сложности возникают неизбежно. Этот аспект нашей проблемы непревзойденно описан Эммой Юнг в ее великолепной статье «О проблеме анимуса»[11].

Хотя здесь бывают и исключения, большинство женщин, после того, как они отчетливо и реально познают на опыте анимус, испытывают в отношении него крайне негативные чувства. Он безнадежно срывает наши планы, разрушает взаимоотношения, подменяет здоровые инстинкты и чувства набором мнений и не дает нам никакой возможности естественно жить своей жизнью женщины. Это касается только анимуса в его негативном аспекте. И, если мы реализуем в жизни лишь эту его сторону, то рано или поздно мы обязаны задаться вопросами: «Почему я так мало знаю о моем уме? Почему у меня такие плохие отношения с моим анимусом? Какие мои действия побуждают его постоянно срывать мои планы?» Что я делаю не так -- почему он постоянно сует мне палки в колеса?» Очевидно, огромную роль здесь играет ранний опыт взаимодействия со спроецированным анимусом (например, негативный комплекс Электры), и его нужно всегда принимать во внимание[12]. Но, как сказал Юнг в своей работе «Психология и алхимия»:

«Сколь бы много грехов ни совершали против ребенка его родители и дедушки с бабушками, по-настоящему взрослый зрелый человек воспринимает эти грехи как свое собственное состояние, с которым необходимо считаться. Только дурак заинтересован в том, чтобы винить в чем-либо других -- поскольку чужие поступки нам не изменить. Мудрец извлекает уроки, принимая вину на себя. Он спрашивает себя: «Что есть такого внутри меня, что привлекает все эти невзгоды?» -- И в поисках ответа на этот судьбоносный вопрос вглядывается в собственное сердце»[13].

Итак, если мы решаем повзрослеть -- стать зрелыми в том смысле, в каком говорит здесь Юнг -- и готовы задаться этим «судьбоносным вопросом», ответ на который нужно искать в «собственном сердце», нам не удастся ответить на него до тех пор, пока мы не наладим взаимоотношения с собственным анимусом. Вспомните о том, что у анимуса есть негативный и позитивный аспекты. Если мы постоянно сталкиваемся только с негативной стороной, мы можем прийти к выводу -- как это обычно бывает и наших межчеловеческих взаимоотношениях -- что нам просто не удается понять его точку зрения.

Переговоры с анимусом

Здесь мы вплотную подошли к методу налаживания отношений с анимусом, наподобие того, который Юнг рекомендовал мужчинам для налаживания отношений с их внутренней женщиной:

«[У мужчины] есть все основания относиться к аниме как к автономной личности и задавать ей личные вопросы.

... Соответствующее искусство сводится к тому, чтобы всего лишь позволять нашей невидимой партнерше быть услышанной, мгновенно отдавать в ее распоряжение механизмы самовыражения, не позволяя себе попасть ни под власть отвращения, которое естественным образом испытывает человек, играя в такую очевидно нелепую игру с самим собой, ни под власть сомнений в подлинности голоса своего внутреннего собеседника»[14].

«Техника налаживания отношений с анимусом, в принципе, такая же, как и при работе с анимой. Но здесь женщине нужно научиться мыслить критически и отстраняться от собственных мнений, но не для того, чтобы их подавить, но для того, чтобы через исследование их источника, глубже понять их среду зарождения, где затем она сможет обнаружить важные первозданные образы -- подобно тому, как все это делает мужчина, работая со своей анимой»[15].

Эти беседы с анимой или анимусом представляют собой одну из форм активного воображения -- незаменимая техника, позволяющая создать нейтральную полосу, где могут соединиться сознание и бессознательное. Между тем эта техника годится не всем, и к ней не стоит относиться легкомысленно, ибо у нее есть последствия, которые предвидеть невозможно. На самом деле это относится к любой медитации. Хорошо известно, например, что духовные упражнения святого Игнатия Лойолы настолько утомительны, что некоторых людей даже освобождали от них или давали им упражнения в упрощенной форме[16]. Еще один аспект той же проблемы особенно ярко проявляется в жизни сестер Бронте, которые очень много сил отдавали внутреннему миру и, соответственно, чахли во внешнем[17].

Нужно признать, что современная женщина, обращающая взор в собственное бессознательное, ибо в ее жизни слишком много проблем из-за слабого знакомства с собственным анимусом, находится совсем в ином положении, чем Бронте. Тем не менее, следует особо подчеркнуть, что к технике активного воображения следует относиться очень и очень серьезно, а в противном случае лучше вообще ее не использовать. Более того, в ходе ее применения совершенно необходимо, чтобы вам ассистировал психоаналитик, либо с другой человек, способный понять происходящие с вами процессы и обеспечить вам якорь во внешнем мире. У большинства из нас есть сильнейшее сопротивление против использования этой техники, и, возможно, это к лучшему. Очень мало людей обращаются к ней, если их не вынуждают к этому обстоятельства.

Большинство людей думают, что они придумывают все это сами, либо же им с самого начала становится страшно. У других же работа с этой техникой, казалось бы, получается с потрясающей легкостью: они способны продуцировать фантазии десятками, но при этом, насколько можно видеть со стороны, весь процесс не оказывает на них никакого прямого воздействия. Вероятно, дело в том, что они напрямую не вовлекаются в него, а поэтому он не дает эффекта, ни в позитивном, ни в негативном смысле[18].

Та форма активного воображения, которую описывает Юнг в процитированных выше пассажах, подразумевает общение с «невидимым партнером», и это требует серьезной практики. Например, нужно научиться активно задавать вопрос, а потом сохранять абсолютную пассивность до тех пор, пока не придет ответ. Через некоторое время ответы становятся настолько далекими от всего того, что данный человек склонен думать осознанно, что мысль о том, что мы сами продуцируем ответы, исчезает сама собой. Но тут опять-таки возникает опасность, что мы станем воспринимать эти ответы за истину в последней инстанции. Нам нужно всегда пытаться понять, кто с нами говорит, а, когда беседа закончена, тщательно взвесить все сказанное, как мы это делаем при беседе с обычным человеком. Таким способом (и я это знаю из собственного опыта) можно узнать много ценного о своем анимусе, а также, конечно, и о других фигурах психики, если они вам явятся. Более того, это лучший известный мне метод налаживания связи со своим бессознательным[19].

Однажды, когда одна дама, довольно серьезно занимавшаяся активным воображением, общалась со своим анимусом, он к ее величайшему удивлению вдруг заметил: «Мы с тобой находимся в чрезвычайно сложном положении. Мы связаны, словно сиамские близнецы и в то же время принадлежим совершенно разным реальностям. Знаешь ли, твоя реальность для меня столь же невидима и призрачна, как моя -- для тебя». Женщина признала, что никогда прежде ее не посещали подобные мысли. Раньше она наивно полагала, что он в нашей реальности видит все точно так, как видим это и мы сами. На самом деле, некоторые его действия заставляли ее думать, что анимус видит все предельно ясно, и именно поэтому ему так часто удается перехитрить ее!

Тогда эта женщина спросила у него: «Но, если наша реальность видится тебе столь зыбкой, почему ты так часто вмешиваешься?» И он ответил: «Когда ты пренебрегаешь какими-то делами, я вынужден вмешаться. Но я прекрасно понимаю, что в условиях вашего мира моя помощь часто бывает неуместной».

Юнг отмечал, что, когда анимус вмешивается в нашу повседневную жизнь, обычно это случается в тех сферах, которым мы уделяли недостаточно осознанного внимания, особенно это касается сферы чувств. Но мне представляется, что реплика о двух реальностях очень многое проясняет. Например, она показывает, что анимус столь же нуждается в информации от нас о нашей реальности, как и мы нуждаемся в информации от него о его реальности. Более того, подобно тому, как он способен помочь нам в незримом мире коллективного бессознательного, так и мы в силах помочь ему разобраться с нашей реальностью. И еще мы начинаем понимать, какой опасности подвергала себя женщина, которая называла своего анимуса Арчибальдом, когда она стала советоваться с ним по поводу всех вопросов повседневной жизни.

Ту же идею в несколько иной форме мы обнаруживаем в интереснейшей серии снов и фантазий, которые изложила и проинтерпретировала Эмма Юнг во второй части своей книги об анимусе.

В одном из описанных случаев анимус в первом сне появляется в облике монстра с телом, как мочевой пузырь, и головой птицы, но затем утрачивает свой опасный и деструктивный характер в другом сне, где он уже обитает на Луне, являясь призрачным любовником обычной земной девушки. Девушка должна приносить ему кровавые жертвы на каждое новолуние, хотя все остальное время она может жить самой обычной человеческой жизнью на Земле. А с наступлением новолуния призрачный любовник превращает ее в хищного зверя, и в облике этого животного она вынуждена приносить ему жертву. Однако через эту жертву и сам призрачный любовник превращается в жертвенный сосуд, который, подобно Уроборосу, пожирает и обновляет себя.

В более поздних фантазиях этот же анимус (любопытно, что его зовут Амандус -- буквально «достойный любви») заманил девушку в свой дом, напоил вином и отправил в подвал, намереваясь убить.

Девушка же внезапно впадала в экстаз и заключила убийцу в любовные объятия, чем лишила его силы. В результате, дав обещание стать для нее духом помощником и заступником, он растворился в воздухе. Эмма Юнг обращает наше внимание на то, что призрачная сила лунного жениха разбивается при помощи кровавой жертвы (иными словами, при помощи дара либидо), а сила убийцы -- при помощи любовного объятия.

Поскольку мы здесь стараемся максимально осветить практическую сторону вопросов, нам надлежит перевести все это на язык повседневной жизни. Что означает дать анимусу либидо и любовь? Миссис Юнг объясняет очень четко: это означает дать ему энергию, время и внимание, не только для того, чтобы с ним познакомиться, но и для того, чтобы предоставить ему шанс проявить через нас свою духовную и умственную природу. Когда мы даем ему либидо и любовь, то, тем самым, осознанно и намеренно передаем в его распоряжение собственные ресурсы, чтобы у него появилась возможность выразить ценности его реальности.

В первом примере девушка превращается в хищного зверя. Этот процесс мы можем наблюдать очень отчетливо, как в жизни, так и в психоанализе, как например, когда мы портим целый час психоаналитического сеанса, потому что входим в состояние анимуса и позволяем ему перекручивать и искажать содержание беседы с аналитиком, в результате чего изначальная тема бывает безнадежно похоронена, а сами мы начинаем обижаться, сердиться и тому подобное. И по возвращении домой анимус продолжает нас искушать: аналитик не должен был говорить того-то и того-то, он ничего не понимает, у него есть такая-то предвзятость, а поэтому он настроен против нас и так далее. Если мы пойдем на поводу у таких мыслей, то довольно скоро станем полностью отождествлять себя с собственными эмоциями, иными словами с нашей страстной тенью, которая, в свою очередь, идентична нашей животной натуре. Таким образом, мнения анимуса превращают нас в хищного зверя. Но если мы допустим и осознаем, что позволили анимусу захватить нас (в приведенном примере, нам нужно осознать, что мы потеряли час анализа и выставили себя несносной особой, или еще хуже того), то это заставляет нас страдать и досадовать, и это страдание представляет собой ту кровь, которая может трансформировать анимус.

Тут очень важно осознать, что сеанс испорчен именно анимусом и его мнениями -- осознать это, несмотря на сопротивление нашего сознательного эго -- иначе, данная ситуация не принесет нам никакой пользы. Правда, анимус всегда постарается очень ловко выкрутить ситуацию в свою пользу, и, если он потерпит неудачу в своих попытках заставить женщину свалить вину на психоаналитика, мужа или кого-либо еще, то непременно попытается заставить женщину корить себя саму. Если он в этом преуспеет, то женщина может погрязнуть в чувстве собственной неполноценности, что не менее деструктивно, чем душевное возбуждение и гнев. Это обвинение в адрес женщины за все, что он сам и делает -- один из сильнейших козырей анимуса, ибо, таким образом, он делает ее пленницей своей реальности и консервирует то состояние, в котором ее действительно можно упрекнуть: неспособность познать собственный анимус. В его трансформированном состоянии мы всегда можем признать тот факт, что анимус пытается вернуть нас в объятия Матери-Природы и пресечь наше освобождение от старого порядка. Да мы и сами весьма неохотно отказываемся от ложного ощущения безопасности, которое тесно связано с бессознательным состоянием одержимости.

Мы много говорим о том, что любим свободу. И, это правда, но любовь эта обычно бывает весьма поверхностной -- она чуть теплится. Мы не меньше любим уклоняться от ответственности -- особенно от ответственности внутренней. Нам очень приятно испытывать убежденность в том, что мы знаем, что нужно делать, и никто не умеет обеспечивать нам эту убежденность лучше, чем анимус, и стоит нам отказаться от склонности безоговорочно принимать его подсказки и наставления, как мы оказываемся во власти постоянных сомнений. Сомнения очень подрывают силы молодых, но, как не раз отмечал Юнг, в более зрелом возрасте они являются истоком мудрости. Крайняя уверенность в анимусе в действительности всегда служит признаком, что констеллировалась только одна его сторона, ибо его подлинная двойственная природа составляет самый болезненный из парадоксов. И вытерпеть этот парадокс -- один из главных способов дать «кровь» для трансформации анимуса.

Опыт, подобный тому, что описан выше (когда анимус перекрутил все, что было сказано во время сеанса анализа, так что все это теряет всякий смысл), нередко становится отличной возможностью начать с ним беседу. Однако нам нужно сохранять свой ум предельно открытым, ибо его принцип логоса радикально противостоит отношениям, и его вмешательство, хотя с нашей точки зрения оно кажется совершенно неправильным, с его точки зрения может быть вполне логичным и даже верным. Поэтому такого рода беседы столь же сложны, как любые беседы во внешнем мире и требуют от нас полноценных усилий, ибо нам нужно одновременно и увидеть его точку зрения, и при этом твердо оставаться на своей собственной.

Анимус в человеческой жизни

Для того чтобы получить реальное представление о практической стороне действий анимуса, нам нужно пронаблюдать его в работе день за днем. В качестве материала для этого дела я подобрала очень странный документ, принадлежащий второй половине шестнадцатого столетия. Речь идет о деле одной монахини по имени Жанна Фери, которая в очень раннем возрасте стала одержимой, но затем демона удалось с успехом изгнать. Частично данный документ имеет форму автобиографических записок: девушка сама описывает переживания того времени, когда она была одержима. Весь остальной текст представляет собой внешнее описание дела, включая долгий и утомительный процесс экзорцизма, и текст этот заверен подписью юриста в присутствии архиепископа Камбре, различных исповедников, врачей и свидетелей, включая многих сестер монастыря, где монашестовала Жанна. К сожалению, мне пока не удалось отыскать копию исходного документа, поэтому я опираюсь на пересказ Джозефа Горреса в книге Die Christliche Mystik[20]. Конечно, это большой минус, но я сопоставила довольно много других пересказов Горреса, с оригиналами, опубликованными в Acta Sanctorum, и пришла к выводу, что, хотя его изложение бывает не безупречно, но в целом вполне заслуживает доверия[21].

Горрес описывает ситуацию весьма подробно, но я здесь могу дать лишь общий обзор данного случая, а затем вкратце обозначить сходство между демонами Жанны и анимусом, как мы знаем его сегодня. Очевидно, этот случай был весьма известен в те дни. Отчет о нем выдержал два издания в Париже, в 1586 году, после чего был еще переведен на немецкий и опубликован в 1589.

Жанна Фери родилась около 1559 года в Соре на Самбре, и впоследствии стала монахиней ордена Черных Сестер в Монсене Энойском, что принадлежит епархии Камбре. Рассказ женщины начинается с заверения, что она знает, что это было проклятие ее отца, который однажды послал ее к дьяволу. (Очевидно, у нее с ним были весьма сложные взаимоотношения, в результате чего у девушки развился негативный комплекс Электры.) Далее Жанна рассказывает, что дьявол явился ей в четырехлетнем возрасте в образе симпатичного молодого человека, который предложил ей стать ее отцом. Поскольку он угостил ее белым хлебом и яблоками, девочка приняла это предложение и стала действительно относиться к нему, как к отцу. Таким образом, в детстве у нее были две отцовские фигуры, причем, второй «отец» всегда помогал ей не чувствовать боли, когда ее колотили. Так продолжалось до двенадцатилетнего возраста, когда, устав от жизни в монастыре, где она получала образование, девочка вернулась к своей матери, которая, однако же, очень скоро отправила ее в Монс, учиться на портниху.

Там Жанна, похоже, была предоставлена практически полностью сама себе, и вскоре ей снова явился тот же самый молодой человек. Он сказал, что, поскольку Жанна признала его в качестве отца, то теперь, когда она уже перестала быть ребенком, ей нужно отречься от крещения и от всех ритуалов христианской церкви, подтвердить их более раннее соглашение и пообещать жить по его воле. Он заверил девушку, что так живут все, только не признаются. Дьявол грозился, что в случае отказа ее ждут суровые наказания, а в случае согласия сулил золото и серебро, а также изысканную пищу. После непродолжительного сопротивления она согласилась на все, после чего комнату наполнил сонм демонов, заставивших ее подписать договор кровью. (Это ошеломило девушку, ибо она никогда не видела более двух или трех фигур такого рода одновременно.) Затем они запечатали договор в плод граната и заставили ее его съесть. И гранат этот был изумительно сладок вплоть до последнего кусочка, который оказался невыносимо горьким.

С тех пор она стала испытывать глубочайшую неприязнь к церкви. У дверей храма ее ноги так тяжелели, что она едва могла пересечь порог, хотя она все же пересиливала себя и входила. Демоны на этом не настаивали, но она передала им власть над своим языком, чтобы они могли управлять ее исповедями. Поэтому исповеди эти были, естественно, полностью сфальсифицированы. Любопытно при этом, что она, по-видимому, все же вынуждена была искренне исповедоваться перед одним из демонов, особенно относительно любых набожных действий или молитв, за кои на нее налагалась суровая епитимья. Кроме того, ей было велено во время причастия тайком вынимать гостию изо рта и заворачивать в носовой платок. Впоследствии эта гостия куда-то исчезала, несмотря на все попытки девушки сохранить ее. Демоны учили ее ненавидеть все, что связано с христианством, и насмехаться над Богом, который не сумел спасти сам себя от креста. Она безоговорочно верила им, считала, что Христос был хуже тех воров, рядом с которыми его распяли, и искренне удивлялась, почему люди почитают такого Бога. Демоны убедили Жанну в том, что ей несказанно повезло, и она теперь самая счастливая из смертных.

Когда девушка поступила в монастырь, ей пришлось подписать новый контракт, согласно которому она навеки передавала демонам свое тело и душу, и это условие снова и снова эхом звучало в ее сознании в вечер дня, когда она давала свой монашеский обет. Также девушке надлежало отречься от Папы и от «зловредного архиепископа», перед которым она приносила обет. Демон, владевший языком девушки, сделал ее очень остроумной и сообразительной, поэтому, дабы не утратить этот дар, она отдала одному демону свою память, другому -- рассудок, а третьему -- волю. Согласно ее же признанию, таким образом, они вошли внутрь и обосновались в ней -- каждый на своем месте. Кроме того, овладели они и ее телом -- опять-таки, целый легион сущностей. Очень важную роль во время церемоний играл так называемый «демон крови», которого также порой зовут дьяволом или даже богом крови, и, как становится ясно позднее, по материалам описания процесса экзорцизма, каждой частью ее тела овладел отдельный дьявол, вследствие чего архиепископу пришлось и изгонять каждого особо.

Демоны заставляли ее участвовать в глумливых обрядах, проводящихся в их же честь, доставляли вкусную пищу в дни поста и заставляли поститься в дни церковных праздников. Один из этих демонов, которого Жанна особенно любила, видимо, все время находился при ней, но некоторые были жестоки по отношению к ней, поэтому она постепенно стала поклоняться им менее рьяно, и даже стала порой думать во время церковных таинств, что, если ей явится какой-то знак, то она может даже поклониться Христу так же, как и иным своим богам. Рассердившись на это, демоны заставили ее взять кусочек гостии и проткнуть ее ножом. Жанна говорила, что при этом на хлебе выступила кровь, и гостия начала испускать яркое сияние, наполнившее всю комнату. Это событие очень напугало девушку, ибо все демоны с ужасными воплями разбежались, бросив ее одну, полуживую на полу.

Тогда Жанна впервые поняла, что ее обманули, а когда вспомнила о подписанном ею договоре, пришла в отчаяние. Когда демоны вернулись, они запели уже совсем другую песню: стали упрекать Жанну за ее пренебрежение к истинному Богу, которого они отныне стали почитать и за своего Бога, и твердили, что грехи ее никогда не будут прощены, так что ей стоило бы последовать примеру Иуды Искариота и повеситься на своем кожаном поясе. Тогда она передала пояс им в руки и предложила, чтобы они повесили ее сами, если желают. Но, хотя демоны и пытались убить ее самыми различными способами, им все время что-нибудь мешало это сделать. Сама она тоже не сумела убить себя, хотя многочисленные демоны и пытались помочь ей в этом.

Затем для Жанны началось время тяжких страданий. Демоны не позволяли ей признаться во всем священнику, но вместе с тем окружающие стали замечать, что она ведет себя не так, как подобает христианке и монахине. Известия об этом дошли до Луи де Берламонта, архиепископа и герцога Камбрийского, и он принял самое непосредственное участие в освобождении несчастной от демонов. В конце концов, Жанна сумела освободиться, благодаря переносу на него. Но она же рассказывает, что поначалу демоны ослепили ее глаза таким образом, что, хотя у нее сразу возникло побуждение искать у архиепископа защиты, но, в то же время, он казался ей слишком ужасным и свирепым. Кроме того, девушка поведала, что, хотя в процессе освобождения демоны терзали ее самыми жестокими картинами ада, при ней все время была Мария Магдалина, очевидно выступающая в роли заступницы. Жанна заверяет нас, что все это происходило на самом деле, а отнюдь не было плодом ее фантазии или игрой воображения.

В другой части документа есть еще несколько фактов, на которые нужно обратить внимание. Мы узнаем, что, хотя процесс экзорцизма начался сразу, но полное освобождение наступило только через два года, и потребовало огромных усилий со стороны экзорцистов, в особенности со стороны самого архиепископа и некоторых сестер, помогавших ему в этом деле. Позиция же самой Жанны менялась: образ Марии Магдалины (что интересно, она впервые явилась ей тогда, когда девушка упала к ногам архиепископа) всякий раз укрепляла ее жажду освобождения, хотя демоны по-прежнему имели немалую власть над ней.

Чаще всего в процессе экзорцизма она демонстрировала огромную неуступчивость и неприятие. Демоны продолжали советовать ей покончить с собой, либо же, говоря языком того времени, «выброситься в окно». Девушка постоянно была бледна, с темными кругами у глаз -- здоровье ее пошатнулось настолько, что доктора уже не верили, что она может оправиться. В иные моменты рассудок покидал ее, и тогда Жанна вела себя, фактически, как безумная. Ее возили по всем святым местам в округе, купали в святой воде и регулярно проводили обряды изгнания дьявола.

Со временем демоны не выдержали такого давления и один за другим удалились, все, кроме одного -- изначальной фигуры отца. Он сказал Жанне, что не намерен ее покидать, и твердил, что сделал для девушки все возможное, сделал ее умной, сообразительной и так далее, а если он уйдет, то она снова опустится до уровня четырехлетнего ребенка -- иными словами, до того возраста, когда у нее началась одержимость. Сама она тоже очень не желала с ним расставаться и падала к ногам экзорцистов, моля их оставить ей хотя бы этого одного. Когда ей в этом было отказано, девушка разрыдалась: «О как же горько мне разлучаться с тобой!» Она была в полном отчаянии. Она чуть успокоилась лишь тогда, когда главный экзорцист пообещал, что он сам станет ей отцом, а архиепископ -- дедушкой.

Когда этот последний демон ее покинул, она упала без сил -- простое бесхитростное дитя, знающее лишь несколько слов: «Папа, дом и дева Мария». Епископу пришлось произнести немало благословений, чтобы освободить ее язык и другие члены тела, но и после этого девушку пришлось учить всему заново, как малое дитя. Затем ей был назначен год епитимьи, в продолжении которого ее демоны постоянно возвращались и старались заново овладеть ею. Мария Магдалина тоже возвращалась несколько раз, с каждым разом оказывая на девушку все большее влияние. Тем не менее, у Жанны постоянно случались рецидивы. Однажды духи так яростно атаковали архиепископа, что, согласно имеющемуся у нас отчету, он едва сумел защититься и обратился в бегство, спасая свою жизнь.

Последняя сцена особенно интересна с нашей точки зрения. Жанна попросила священников и сестер, которые ей помогали, собраться вокруг нее, а затем, в присутствии своей заступницы Марии Магдалины вступила в последнюю битву со своими демонами. Она провела с ними долгую беседу. (Это единственный известный мне случай, где одержимый проводит такого рода беседу самостоятельно. Эти беседы -- дело распространенное, но обычно с демонами общается экзорцист.) Во время этой беседы, которая, к сожалению, не приведена в подробностях, девушка несколько раз кричала от боли, утверждая, что демоны нещадно ее терзают, а еще взывала к присутствующим о помощи. Они же неустанно молились за нее, и, наконец, совершенно обессиленная, она вышла из битвы с победой -- исцеленная. Вскоре после этого Мария Магдалина явилась ей снова и заверила, что демоны больше не вернутся.

<><><><><><><><><><><><>

Возможно, читатель удивится присутствию такого своеобразного материала в эссе, которое посвящено нашему повседневному контакту с анимусом. Но у людей в шестнадцатом веке все еще было наивное отношение к этим явлениям, а поэтому они описывали свой опыт намного более живописно и просто, чем могут позволить наши современные рациональные предрассудки. Вне всяких сомнений, это крайний случай (или, говоря сегодняшним языком, пограничный случай), и, к тому же, он описан совсем с другой точки зрения, чем та, что принята в современной психологии. Тем не менее, основные факты, касающиеся природы анимуса, во всех существенных пунктах полностью согласуются с тем, что мы наблюдаем сегодня, когда рассматриваем психику с точки зрения юнгианского учения.

Поскольку многое из описанного граничит с так называемым сверхъестественным, я хочу процитировать небольшой пассаж из эссе Юнга «Психология и религия», где он дает четкое описание своего психологического подхода к такого рода материалу. Он говорит:

«Я здесь придерживаюсь сугубо феноменологической точки зрения -- то есть, ориентируюсь на явления, события и опыт, иными словами, на факты. Моей истиной является факт, а не суждение. Например, психологи обсуждают, в чем основная идея непорочного зачатия, речь идет лишь о том факте, что существует такая идея, и мы абсолютно не касаемся вопроса о том, является ли эта идея истинной или ложной в любом другом смысле. Поскольку данная идея существует, она является психологической истиной. При этом психологическая реальность является субъективной тогда, когда та или иная идея случается лишь у одного индивидуума. И психологическая реальность объективна, если ее разделяет целое общество, и относительно нее существует всеобщее согласие»[22].

Учитывая количество свидетелей, в чьем присутствии был подписан данный документ, у нас не остается никаких сомнений в том, что в отношении истории Жанны Фери существовало всеобщее согласие немалого круга людей. Более того, таких отчетов имеются сотни, если не тысячи. Таким образом, мы сейчас имеем дело с фактом, что очень большое количество людей были убеждены в реальности такого рода явлений, и вопрос о том, действительно ли происходили все эти сверхъестественные штуки, отходит на второй план.

Мне представляется, что общение Жанны с демонами дает нам необычайно ясную картину того, каким образом анимус может овладеть женщиной и отгородить ее от мира своего рода коконом, сотканным из фантазий и мнений. Но, поскольку анимус представляет бессознательное женщины, он может выставить ее очень умной и даже остроумной, так что она будет производить впечатление на окружающих, хотя сама она собственно, не имеет к этому никакого отношения. Никто не замечал, что с Жанной дело не ладно, до тех пор, пока знак с гостией не пробудил в ней непримиримый конфликт. Нам очень сложно осознать, до какой степени одержимо человечество в целом. Ведь такая девушка, как Жанна, смогла долго избегать изобличения именно потому, что она не слишком отличалась от многих других женщин!

Конечно, когда одержимость начинает оказывать достаточно сильное воздействие на окружающий мир, как это было, например, в случае Гитлера, оно становится очевидным каждому, кто стоит за пределами зачарованного круга. Как говорит Юнг в своем эссе «Вотан»:

«Один человек, явно страдающий «одержимостью», заразил своим состоянием целую нацию, причем заразил до такой степени, что вся страна пришла в движение и покатилась прямиком к погибели»[23].

Эти слова написаны в 1936 году и были в полной мере подтверждены последовавшими за тем событиями. Но тот сам факт, что такие вещи были возможны «в цивилизованной стране, которая, по всеобщему убеждению, давно уже переросла средневековье»[24], является одной из симптоматичных характеристик нашего нынешнего состояния ума, и мы не можем позволить себе этого не замечать. Сваливать вину на других не просто бесполезно, но пагубно, ибо тем самым мы лишаем себя любых шансов сделать что-то самостоятельно и способствуем тому, чтобы вся наша проблема так и оставалась в состоянии проекции.

Многие женщины смогли бы найти параллели с детскими переживаниями Жаннны, связанными с демонами, если бы внимательно вгляделись в свое прошлое. Когда внешний мир кажется холодным и черствым, дети нередко убегают в воображаемый мир, населенный подобиями демонов Жанны. Во многих случаях это бывает довольно безвредно и может даже принести прекрасные плоды в дальнейшей жизни, если женщина неустанно ведет творческую работу над своим внутренним миром, как это было в случае сестер Бронте. Но если человек потакает своим демонам слишком долго или использует внутренний мир лишь для бегства от ударов и разочарований внешней жизни, то такой человек с самого детства оказывается оторван от окружающего мира -- он не выстраивает с ним взаимоотношений. В результате женщина привлекает к себе негативный анимус, наподобие демонов Жанны -- как бы странно ни звучала такая формулировка с точки зрения нашего современного рационального мышления.

Возможно, мы приблизимся к пониманию этого явления, если вспомним, что анимус представляет собой бессознательный ум женщины, и многие его проявления имеют форму мнений. Мысли о мести, чувство недопонятости или недооцененности, исполненные ревности мысли, настрой типа «нужно только подождать, и мне еще представится возможность показать им всем» -- все это проявления негативного аспекта вашего бессознательного ума, который и ныне поджидает нас в своей засаде, точно так же, как это было во времена Жанны Фрей.

И это верно, что Жанна, очевидно, имела необыкновенно мало корней во внешнем мире. Ее негативный комплекс Электры, по-видимому, не был компенсирован материнским влиянием, ибо единственное, что нам известно о ее матери, так это то, что она при первой возможности постаралась отослать дочь подальше от себя. Более того, она, очевидно, вовсе не тревожилась о том, как живет ее дочь, ибо, учась у портнихи, Жанна была предоставлена сама себе.

С самого начала мы получаем намек, почему анимус Жанны стал таким чудовищно дьявольским. Она приняла предложение молодого человека сделаться ее отцом, потому что тот дал ей белого хлеба и яблок. (В ее рассказе еде уделяется весьма значительное внимание, следовательно, она, вероятно, была очень жадной, что не удивительно, учитывая то, как мало любви она по-видимому получала в детстве.) Во время одной беседы в Асконе профессор Юнг обратил наше внимание на то, что сам по себе анимус ни хорош, ни плох, но является сугубо двойственной фигурой. Он обретает адские очертания лишь тогда, когда зацепляется за эгоистичные запросы внутри человека. Поэтому адская сторона анимуса констеллировалась поначалу вследствие жадности Жанны, а затем еще вследствие ее желания быть умной и острой на язык, чтобы возвыситься над окружающими. А вторая фигура овладела ею потому, что девушка боялась страданий -- ведь этот демон сделал так, что она не чувствовала боли, когда ее били, и именно это заставило Жанну впустить его.

Любопытно, что ее детские грешки не связали бы ее, если бы она не ратифицировала свой договор, когда подросла. Как я пыталась объяснить в своей статье «Проблема женских интриг и сомнительных предприятий» (The Problem of Women's Plots in The Evil Vineyard), в нашей жизни снова и снова наступают моменты, когда у нас есть шанс сменить курс -- шанс увидеть, что в действительности делает анимус. Так вот, эти ритуалы ратификации отображают как раз такие моменты. Жанна, очевидно, уже понимала, что она делает что-то не то, ибо мы знаем, что она сопротивляется влиянию демонов. Однако ее старый голод и страх перед наказанием одержали верх, и поэтому она согласилась на все. Любопытно, что сразу после этого на нее началось нашествие целого сонма демонов («имя ему легион»). Иными словами, она ратифицировала соглашение и снова вернулась к своим эгоистичным уловкам, тем самым дав добро на дальнейшее процветание инфернального аспекта своего анимуса.

В меньшей степени мы можем наблюдать тот же процесс в себе, когда мы даем волю мнению анимуса, ибо вслед за одним сразу же следует целая цепь других мнений. Вспомните приведенный выше момент, когда мнения анимуса свели на нет целый час работы психоаналитика. Если нам не удается взять себя в руки и понять, что же мы делаем, вслед за первым мнением сама собой возникнет целая цепь дальнейших возражений и мнений (сонм демонов) и, как мы видели выше, мы в мгновение ока отождествляем себя со своей животной тенью. Иными словами, мы становимся всецело одержимы анимусом и при этом не осознаем его -- в точности, как Жанна.

Показательно, что для того, чтобы оставаться острой на язык, Жанне пришлось передать контроль над своей памятью, рассудком и волей -- все разным демонам. Всякому, кто обладает практическим опытом в области психоанализа, этот механизм знаком.

В некоторых случаях действительно создается впечатление, что каждое наше слово полностью перекручивается по пути к сознанию пациента. Особенно этот механизм очевиден в отношении памяти. Порой кажется, что там и вправду неустанно трудится самый настоящий демоненок: изымает важные факты и заменяет их неуместными и бессмысленными мнениями. Причем, сам язык того времени кажется мне исключительно хорошо приспособленным для осуществления этого феномена.

Довольно интересно, что жадность Жанны стала не только причиной ее падения, но и толчком к освобождению. Она начинает раздумывать, что могла бы заполучить себе еще и Христа в качестве одного из многих богов и просит, чтобы ей был дан знак. Однако же знак приходит совсем от другого полюса, а поэтому повергает ее в невыносимый конфликт -- она лицом к лицу сталкивается со всем тем, чего пыталась избегать. Демоны же повели себя способом, который характерен для анимуса: они отказались от всего, что говорили прежде, и стали упрекать девушку за то, что она отреклась от истинного Бога. Здесь мы наблюдаем, как виртуозно умеет изворачиваться анимус, обращая ситуацию в свою пользу, и каким образом он может заставить женщину чувствовать себя безнадежно ущербной. Такая безответственная склонность винить ее за все происходящее -- особенно за то, что он сделал сам -- в действительности является одной из типичных черт анимуса в его негативном аспекте.

Мне кажется, что наиболее показательным и, наверняка, наиболее обнадеживающим моментом во всем этом случае является вмешательство Марии Магдалины, великой грешницы и великой любовницы[25]. Жанне пришлось дойти до величайших глубин отчаяния, увидеть себя Иудой Искариотом и попытаться извлечь логические следствия из всего произошедшего -- и лишь после этого проявилась эта фигура. На языке психологии, эта фигура является символом Самости. Обратите внимание, что в действительности мы не наблюдаем теневой фигуры в данном материале: Жанна сама проживала теневую сторону, поэтому в любом случае, подавлению подвергались именно ее лучшие качества. Более того, на ранних стадиях анализа фигуры тени и Самости весьма часто возникают как некое единство.

Мария Магдалина подходит для этой роли как нельзя лучше. Во-первых, она являет собой женщину, которая согрешила, но потом раскаялась, или, говоря на языке психологии, приняла на себя ответственность за собственную темную сторону. Таким образом, ее вмешательство указывает на то, что Жанне, возможно, не удастся легко выйти из своего состояния: она должна увидеть, что натворила, и принять любые последствия этого. Во-вторых, Мария Магдалина, как дарительница любви, символизирует самую лучшую защиту женщины от одержимости анимусом: принять в качестве своего руководящего начала собственное сердце и прислушиваться к своим истинным чувствам, вместо того чтобы ориентироваться на мнения в отношении того, как ей надлежит чувствовать. (Естественно, определенную роль здесь играет типология, но обсуждение этого аспекта выходит за рамки нашей статьи.)

После вмешательства Марии Магдалины Жанна уже больше не могла жить в обмане. Приближение любого образа Самости всегда разрывает в клочья пелену лицемерия и иллюзий, заставляя нас обратиться лицом к тому, кто мы есть на самом деле. Будучи католической монахиней, жившей несколько столетий назад, Жанна, естественно, находилась совсем в ином положении, чем наши современницы. Ведь нам такое решение, как экзорцизм -- иными словами изъятие одной крайности, с тем чтобы полностью отдаться другой -- может показаться абсолютно неприемлемым. Но в те времена это было единственное решение, и даже сегодня изредка встречаются случаи, когда люди, по-видимому, одержимы некими чуждыми духами из коллективного бессознательного (либо же чем-то еще), с которыми они не могут соотнести себя ни в малейшей степени. Мне доводилось слышать, как профессор Юнг говорил в некоторых случаях, что единственная возможность помочь пациентке состоит в том, чтобы полностью изолировать от нее тот или иной аспект анимуса.

И в наши дни практика экзорцизма в христианской церкви отошла в прошлое далеко не в такой степени, как склонны предполагать многие. Например, хорошо известна деятельность в этой сфере монахов-капуцинов, как минимум, в Швейцарии, и о их работе люди отзываются с уважением. Однако должна признаться, что я была приятно удивлена, когда, прочтя биографию Нажента Хикса, который служил епископом Линкольнленде, а до этого священником в Брайтоне, узнала, что он и сам не раз занимался экзорцизмом. Вне всякого сомнения, он воспринимал существование одержимости чрезвычайно серьезно, о чем свидетельствует тот факт, что он даже консультировался с экспертом по поводу того, что делать с демонами, после того, как он выгнал их из человека[26]. И эта же проблема снова и снова поднимается в средневековой литературе.

Когда у Жанны произошел перенос на архиепископа, это, несомненно, сыграло ключевую роль в ее выздоровлении. Интересно, что позитивный аспект анимуса проявился только в проекции. Нет никаких упоминаний -- по меньшей мере, в изложении Горреса -- о Христе или каком-либо святом мужского пола. Архиепископ оказался приблизительно в том же положении, что и современный психоаналитик, но, естественно, он воспринимал проблему в рамках парадигмы тогдашней христианской церкви, то есть, совсем не так, как мы воспринимаем сейчас. Интересно также, что в определенный момент демоны напали на него, и ему едва удалось от них отбиться -- весьма обычное последствие такого рода работы, всегда внушавшее немалый страх экзорцистам[27]. Несомненно, тут есть параллели и с современными реалиями, но я оставлю этот вопрос для более подробной проработки психоаналитикам мужчинам.

Тот факт, что сама Жанна сыграла такую активную роль в финальной сцене освобождения, в точности согласуется с нашим современным опытом. Ничего нельзя сделать, если на то нет воли исцеляемого -- если он не готов принять активное участие. Более того, то обстоятельство, что Жанна теперь уже была в таких отношениях с окружающими, что могла просить их о содействии, указывает на то, насколько далеко она продвинулась от состояния острой на язык умной девчушки, которая, очевидно, только и заботилась о том, как бы произвести впечатление на людей. Теперь же она установила с окружающими достаточно тесные человеческие отношения, чтобы обнажить перед ними свои слабости, и обрела достаточно смирения, чтобы понять: люди, которых она прежде презирала и мечтала превзойти во всем, на самом деле вполне способны оказать ей помощь.

И то, что именно Мария Магдалина снова является Жанне, чтобы объявить, что она, наконец, свободна, опять-таки согласуется с нашим опытом, свидетельствующим, что лишь с помощью Самости мы можем освободиться от анимуса в том его аспекте, который вызывает одержимость. Самость олицетворяет собой уникальный индивидуальный опыт, но, в то же время, у нее есть и коллективный аспект, выраженный в том, что она выходит далеко за пределы понимания или опыта любого отдельного человека[28]. Анимус же, с другой стороны, хотя он и может олицетворять принцип индивидуации, характеризуется своей сугубо коллективной позицией. Юнг часто отмечал, что анимус думает как 11000 девственниц то есть, его мнение - это статистика и цифры Возвращаясь к нашему материалу, мы можем наблюдать это тогда, когда при подписании первого контракта анимус говорит Жанне, что все вокруг живут точно так же, только не признаются в этом.

Как и любой материал из прошлых веков, история Жанны имеет, главным образом, компаративную ценность. Она показывает нам, каким образом та эпоха относилась к вечным явлениям, которые предстают перед нами опять и опять в новых одеждах. Возможно, наиболее разительное отличие -- в отношении людей к противоположностям. Вероятно, психолог-юнгианец увидел бы ценность в том, последнем, демоне, осознал бы его двойственную натуру и понял бы, каким образом использовать этот дар, трансформировав его в функцию связующего звена между сознанием и бессознательным -- где, как нередко отмечает Юнг, анима и анимус оказываются на своем надлежащем месте. Но в те времена люди еще совершенно не признавали, что добро и зло -- понятия относительные.

Арехетпические предпосылки

На примере случая Жанны Фери мы сняли слой за слоем наши современные рациональные предрассудки и затем рассмотрели данный фрагмент человеческой жизни в ту эпоху, когда общественное мнение было убеждено в существовании неких незримых аспектов нашего мира. Люди и в то время ощущали неоспоримую реальность неумолимых сил, которые заставляют нас действовать, независимо от того, знаем мы что-то о них или нет.

Но для того, чтобы получить более ясное представление об этих силах, об их воздействии и о возможностях, которые они открывают человеку, нам нужно попробовать снять еще один слой. Нам нужно попытаться хоть в какой-то степени разглядеть двойственную природу этих сил, которые формируют коллективные архетипические предпосылки каждой индивидуальной психики. Юнг часто указывал, что мы можем исключительно хорошо разглядеть эти предпосылки в мифах и сказках всего мира -- и в этой же сокровищнице отыскать предпосылки нашей проблемы, которая снова и снова отображается в ее неисчислимых аспектах.

Для иллюстрации этого тезиса мы возьмем одну коротенькую простенькую сказку под названием Die Gansemagd[29]. На эту сказку когда-то обратила мое внимание Мария-Луиза фон Франц. Данная история как нельзя лучше подходит для наших целей, ибо здесь исключительно хорошо отображена роль тени, чего как раз и не хватает в случае Жанны Фери[30].

В некотором царстве, в некотором государстве жила-была одна старая королева-вдова. И была у нее горячо любимая красавица-дочь, которую она обещала отдать в мужья некоему принцу из отдаленного королевства. Когда пришло время, королева подготовила дочери богатое приданое и решила, что на свадьбу ее везти будет говорящий жеребец по имени Фалада[31]. Также вместе с ней поехала служанка на кобыле. Перед отъездом дочери королева сделала себе надрез на пальце, капнула три капли крови на белый платочек и отдала его принцессе, завещав беречь эту вещь, ибо она понадобится ей в пути.

Итак, девушки пустились в путь. День был жаркий, и принцессе захотелось пить, однако служанка отказалась спускаться с кобылы, чтобы набрать госпоже воды из ручья. Поэтому принцессе пришлось спешиться самой и напиться прямо из ручья. Платочек предупреждал ее, что сердце матери было бы разбито, прознай она об этом, но девушка оказалась слишком застенчива, чтобы требовать от служанки покорности. Когда то же самое произошло во второй раз, принцесса уронила платочек в ручей, и тот унесло течением. Служанка обрадовалась, что принцесса осталась совсем без защиты. Она заставила хозяйку обменяться с нею одеждой и лошадьми, под страхом смерти заставив ее никогда никому не говорить о случившемся. Таким образом, служанка вышла замуж за принца, а настоящую принцессу отправили пасти гусей, дав ей в помощь мальчишку по имени Кюрдхен.

Служанка опасалась, как бы говорящий конь не раскрыл ее тайну, поэтому убедила принца, что Фаладу нужно забить. Настоящая же принцесса подкупила мясника, чтобы тот прибил голову Фалады под сводами черных ворот, через которые она каждое утро и каждый вечер прогоняла гусей. Через эти ворота пастухи каждый день выходили в поле, где девушка садилась причесывать свои золотистые кудри, а Кюрдхен всегда пытался выдернуть у нее несколько волосков. Но девушка пела песенку ветру, прося у него сорвать с мальчишки шапку, чтобы он гонялся за ней до тех пор, пока она не закончит причесываться.

Наконец, Кюрдхен так обозлился, что пошел жаловаться старому королю. Когда последний, тайно проследив за пастушкой, увидел, что девушка разговаривает с головой Фалады, а также убедился, что ей подчиняется ветер, он велел ей явиться во дворец, но принцесса отказалась объяснять что к чему, ибо в свое время дала служанке обещание, чтобы сохранить себе жизнь. Однако король нашел способ выпытать у нее правду хитростью, а затем хитростью же заставил фальшивую принцессу придумать самой себе наказание. В результате настоящая принцесса вышла замуж за принца, а служанку раздели догола, поместили в бочку, утыканную гвоздями, привязали бочку к двум белым коням и таскали по улицам города, пока обманщица не отдала концы.

Как всегда отмечает на своих лекциях о сказках и мифах доктор фон Франц, мы не можем напрямую воспринимать персонажей как составляющие индивидуальной психологии. Скорее, они представляют собой архетипы, базовые структурные элементы коллективного бессознательного, являющиеся предпосылкой для возникновения индивидуальных элементов. С этой точки зрения принцесса символизирует своего рода прототип (или архетипический базис) нашего эго, служанка -- тени, Кюрдхен -- анимуса в инфантильной форме (безответственный аспект), принц -- анимуса в позитивном аспекте и так далее.

Принцесса выросла при дворе у королевы, иными словами, в царстве, где правит принцип. Мы узнаем, что отец ее давным-давно умер и единственное упоминание о мужском принципе в его изначальном состоянии -- это говорящий конь Фалада. Иными словами, инстинкт и анимус совершенно не разделены и являются нам в едином образе. И ей приходится пройти долгий путь верхом на этой контаминации инстинктом и анимусом, чтобы найти принца (свое дополнение и истинный анимус) и войти в царство логоса, управляемое старым королем.

Королева мать посылает вместе с дочкой богатое приданное (иными словами все дары и таланты, которые она могла ей дать), а также служанку, ее тень, изначально занимающую подобающее ей место спутницы и прислужницы. Между тем мать, будучи опытной женщиной и зрелой личностью, знает, что этот переход от одного принципа к противоположному сопряжен с опасностью. Она берет нож -- символ логоса, в направлении которого путешествует девушка -- и режет себе палец. Таким образом, через жертву и боль, она добывает для дочери три капли жизненного сока, квинтэссенцию сердца, чувства, которые должны стать эликсиром, способным защитить дочь от любых опасностей, поджидающих ее в пути.

Я хочу здесь напомнить вам, какую власть имел демон крови над Жанной Фрей -- он даже назвал себя богом -- но в том случае это был симптом того, что анимус вторгся в самую твердыню принципа эроса. Здесь же наоборот: кровь находится на ее должном месте и исходит из тела матери. В связи с этим интересно также вспомнить, что именно с помощью Марии Магдалины, великой дарительницы любви, Жанна впервые смогла воспротивиться своим демонам и начать работу над тем, чтобы освободиться от их власти.

Проблема с тенью впервые возникает тогда, когда принцесса не настаивает на том, чтобы служанка набрала ей воды из ручья[32]. На тот момент у нее еще был при себе смоченный кровью платочек, она обладала властью, чтобы добиться от служанки послушания. Мы можем наблюдать такую же слабость и в себе всякий раз, когда не принимаем на себя полную ответственность за то, чего требует от нас ситуация. Мы выбираем путь наименьшего сопротивления, как это сделала принцесса, когда она решила сама напиться воды, вместо того чтобы поставить служанку на место. Но мы забываем о том, что таким образом теряем часть себя, и эта часть затем попадает под власть бессознательного -- в данном случае, под власть тени. В результате уровень нашего сознания понижается, как это случилось с принцессой. В следующий раз при наступлении критического момента наше внимание отвлекается, и мы теряем свой эликсир -- нашу защиту от произвола тени, подобно тому, как принцесса потеряла свой смоченный кровью платочек. Эта защита в данном случае очень красиво символически обозначена через капли крови, текущей из самого сердца принципа эроса

Когда принцесса утратила этого проводника -- эту свою связь с руководящим принципом женщины -- она тем самым отдала себя в руки собственной тени. Она отказалась от ключевого фактора, определяющего ее положение, и из этого неумолимо следует, что она теряет и все остальное: приданное, одежду, и даже свой наиболее ценный инстинкт и анимуса, передавая все это в руки своей тени, которая в результате перенимает на себя ведущую роль, а первичное эго низводится до разрядка служанки. И тогда принцесса делает единственное, что она может сделать для спасения своей жизни: смиренно принимает роль служанки и клянется никому никогда не рассказывать о случившемся.

Когда мы позволяем тени перебрать на себя бразды правления, пренебрегая теми вещами, которые нам надлежит делать, нам остается лишь последовать примеру принцессы и развивать в себе добродетель предельного смирения. Нам нужно увидеть, что мы сделали и принять последствия -- точно так же, как для обретения контроля над машиной при заносе, необходимо вначале вывернуть руль в ту сторону, куда нас несет. У нас нет шансов возобновить контроль над тенью, если мы отказываемся видеть происходящее -- так мы только усугубим ситуацию. Принцессе достает мудрости, чтобы принять случившееся. Она ведет себя, как маленький покорный гусенок -- и безропотно превращается в «пастушку-гусятницу». Однако ее положение теперь весьма плачевно. Анимус и тень поженились между собой, а это, как мы уже убедились, есть наихудший возможный вариант развития событий, и даже ее друг-инстинкт (Фалада) отправлен к мяснику.

Изображенная здесь архетипическая ситуация возникает довольно часто, когда женщина терпит поражение в игре с собственной тенью. Тень не просто выходит замуж за анимуса, но также разрушает инстинкт женщины, и все, что может спасти в такой ситуации принцесса (олицетворяющая эго) это ее голова[33]. Голова в данном случае символизирует, прежде всего, природный ум, своего рода неодолимую бескомпромиссную правдивость, которая присутствует в каждой женщине, хотя чаще всего мы склонны просто игнорировать этот ум. (Именно о нем идет речь в упоминавшейся выше истории Кристины Альберты и ее «суде совести», и его же олицетворяет попугай Старина Ник из «Страны зеленого дельфина».) То обстоятельство, что принцесс сумела спасти этот ум и позволила ему день за днем разговаривать с ней, является проявлением истинного героизма с ее стороны -- именно это, в конечном счете, и спасло ситуацию. Нередко случается, что вся жизнь женщины зависит как раз от того, удается ей использовать эту возможность или нет -- ибо этот внутренний голос знает, кто она есть в действительности, и никогда не позволит ей обманывать саму себя.

Каждое утро, когда принцесса гнала гусей через черные ворота -- которые олицетворяют самый темный и печальный участок ее «крестного пути» -- она приветствовала голову Фалады и говорила о том, как ей грустно, оттого, что ему приходится там висеть. Конь же приветствует девушку, называя ее «королевной», и напоминает, что сердце ее матери было бы разбито, узнай та о случившемся. Иными словами, он заставляет принцессу обратиться лицом к своему греху, который состоит в том, что она избрала путь наименьшего сопротивления, и напоминает ей о том, что смирение пастушки-гусятницы не может быть окончательным решением в сложившейся ситуации. Таким образом, он заставляет ее обратиться лицом к своей реальности, а этого, как подчеркивает Юнг в своей работе «Психология и Алхимия»[34], мы боимся больше всего.

Авторы особо подчеркивают, что принцесса была очень застенчива и поэтому не стала отстаивать свою власть над служанкой. Но она также не могла совсем отдать и противоположные свои качества -- гордость и мирские амбиции -- на откуп своей тени, ибо это неизбежно привело бы к гибели принцессы. Девушка должна помнить, кто она такая, и принять на себя ответственность за собственное положение, а иначе сердце ее матери будет разбито -- погибнет сама суть ее женского существа и фемининный принцип эроса.

Эта сказка в очень красивом ракурсе указывает нам на архетипическую основу бесценной техники общения с нашим анимусом. Если нам удается навести порядок в своем бессознательном, если удается достичь внутренней правды, то правда эта нередко начинает излучаться во внешний мир -- и там тоже все приходит в порядок, причем таким путем и способом, которые недостижимы никакими внешними средствами.

После того, как принцесса прошла через черные ворота страдания и позволила голосу истины достичь ее ушей, она собрала в себе достаточно сил, чтобы, не дрогнув, встретить и все остальные уготованные ей испытания. Ей нужно пасти гусей -- иными словами, держать этих беспокойных и воинственных тварей в узде, следить за тем, чтобы им было вдоволь пищи и не давать им разбрестись. Гуси часто ассоциируются с негативным аспектом матери-богини, а также с ведьмами в мифах и сказках. Например, они связаны с богиней судьбы Немезидой, и с русской архи-ведьмой Бабой Ягой. Потеряв окропленный кровью платочек, принцесса утратила связь с позитивной материнской фигурой. Поэтому, естественно, ей теперь пришлось прислуживать негативной материнской фигуре -- пасти ее гусей.

Рассмотрим момент, когда она причесывает волосы. В этом действии сочетаются некоторые аспекты той же идеи. В данном случае волосы символизируют ее мысли, а Кюрдхен как инфантильный и безответственный анимус делает все возможное, чтобы подчинить ее мысли (волосы) своей власти и использовать для достижения собственных целей -- иными словами, наполнить ее мнениями анимуса. Принцесса потерпела поражение в игре с тенью на своем пути к позитивному анимусу, и вот теперь ей приходится иметь дело с его менее благоприятным аспектом. Но, поскольку через свои беседы с Фаладой она поддерживает связь с силами природы, ей на помощь приходит ветер и каждое утро сдувает с Кюрдхена шапку, чтобы ему пришлось бегать по своим делам, а девушка могла спокойно и без помех привести свои мысли в порядок.

Вероятно, ветер -- самый первозданный из образов, непосредственно символизирующих дух[35], и здесь у нас опять есть прекрасная подсказка касательно архетипической подоплеки нашей проблемы. Мы видим, что негативный инфантильный докучливый анимус Кюрдхен бессилен против духа -- таким образом, если нам тоже удастся достичь таких же глубин в нашей психике, то мы сможем обрести силы, способные помочь нам в ситуациях, когда мы не можем помочь себе сами. Если бы принцесса, как олицетворение эго, полагалась на рациональные и осознанные средства, она могла бы только ругаться с Кюрдхеном, и ему при этом, несомненно, удалось бы вырвать у нее несколько волосков. Это показывает нам, что прямая конфронтация с анимусом часто не разумна, ибо ведет лишь к оперированию готовыми мнениями, а затем безнадежному чувству поражения. Таким образом, у нас формируется некоторое представление о комплексе усилий, которые необходимо предпринять на долгом пути к достижению временного согласия с нашим анимусом.

Интересно, что именно Кюрдхен, убедившись, что его планы сорваны, приходит с жалобами ко двору короля и тем самым косвенно способствует разрешению ситуации. Здесь двойственная роль анимуса проявляется особенно отчетливо. Если бы принцесса пошла на поводу у этого докучливого ребяческого и глупого аспекта собственного анимуса и позволила бы ему вырвать у себя несколько волосков, она оказалась бы в том же положении, в каком мы видим Жанну Фери в самом начале ее одержимости, когда она вроде бы без особого ущерба для себя приняла яблоки и белый хлеб от отцовской фигуры. Вот так и принцесса могла бы сделать здесь первый шаг в направлении того, чтобы стать, как Жанна Фери, и, если бы она не сопротивлялась вроде бы безвредному (пусть и докучливому) Кюрдхену, тогда он вскоре перешел к своему более негативному, а возможно и инфернальному аспекту. Но, поскольку она стояла на своем, Кюрдхен вынужден был обратиться к высшему авторитету -- и в игру вступила позитивная сторона анимуса.

Это дает нам некоторое представление о том, насколько важные проблемы скрываются за внешне незначительным содержанием мыслей, пробегающих через наш ум по ходу повседневной жизни. Всякий раз, когда мы даем волю мнению анимуса, мы тем самым позволяем своему Кюрдхену украсть наш волосок, и в результате медленно, но уверенно продвигаемся к состоянию Жанны Фери. А всякий раз, когда нам удается придумать возможность, как предотвратить это воровство, оказав сопротивление вкрадчивым мнениям анимуса, мы приближаемся на шаг к разрешению ситуации, которое где-то нас поджидает -- как это случилось в жизни принцессы, хотя, конечно, для каждого отдельного индивидуума это решение будет совершенно уникальным.

Когда король проверил утверждения Кюрдхена, тайно подслушав беседу девушки с Фаладой, а затем увидел, что ветер действительно исполняет ее просьбу, он велел привести девушку к себе и попросил, чтобы та рассказала свою историю. Здесь мы тоже получаем ценную подсказку по поводу наших отношений с теневой стороной. Очень многие люди совершают ошибку, веря, что человек способен интегрировать свою тень через проживание ее качеств. Но эта ошибка ведет лишь к идентификации с тенью, как это делает здесь принцесса. Мы признаем ее право на существование и платим ей те или иные долги (ведь, в конце концов, служанка и вправду оставила принцессе жизнь, хотя у нее были все возможности покончить с ней).

Затем король убедил принцессу забраться в железную печку и поведать все свои беды ей. Печка тут символизирует материнскую утробу, куда нужно забраться человеку для перерождения, либо же алхимическую печь, где происходит процесс трансформации. Здесь принцесса может сказать всю правду, ибо она передала себя в руки Самости, и теперь решение может принимать Самость, а не эго. И еще она может отдаться процессу трансформации -- и действительно, король, который подслушивал через печную трубу, получил возможность вернуть девушке царский статус, данный ей от рождения. Он одел ее в царские одежды и устроил свадебный пир -- так что теперь, наконец, после всех многочисленных злоключений и ошибок, она пришла к позитивной фигуре анимуса в лице королевича.

Ложная невеста, тень, сидит на пиру по другую руку от короля и придумывает сама себе наказание, считая при этом, что приговаривает кого-то другого. Таким образом, тень перехитрила само себя и в результате потеряла свою силу и влияние. Обманщицу поместили в бочку голой, и таскали по улицам до тех пор, пока она не отдала концы[36] -- иными словами, низвели до состояния безжизненной тени, которая следует за эго, подобно тому, как обычная тень следует за телом. Но принцесса, будучи невестой королевича, теперь должна взять на себя ответственность за то, кем она является, и не поддаваться влиянию своей застенчивой натуры, которая побуждает ее приуменьшать собственную роль.

Заключение

Эта сказка демонстрирует нам лишь исчезающее малый фрагмент из неисчерпаемого числа сочетаний и возможностей, скрытых в архетипической базе каждой индивидуальной жизни. Как говорит Юнг в эпилоге к «Психологии переноса»:

«Данная серия рисунков [из трактата "Rosarium Philosophorum"], служившая нам здесь нитью Ариадны -- лишь одна из многих. И мы легко могли бы подобрать и несколько других рабочих моделей, которые продемонстрировали бы нам процесс переноса, каждый раз несколько в ином свете. Но ни одна отдельная модель не может в полной мере отобразить бесконечное богатство индивидуальных вариаций, каждая из которых имеет свое основание и смысл»[37].

То же самое применимо к любой истории, которую можно попытаться применить в качестве «Нити Ариадны» при решении проблемы контакта с анимусом. «Бесконечное богатство индивидуальных вариаций», возникающих у каждой из нас в ходе переговоров с анимусом, настолько неисчерпаемо, что любые попытки продемонстрировать, как проявляется анимус даже в современном человеке, представляют собой совершенно невыполнимую задачу -- не говоря уже о попытках проанализировать долгую историю вопроса (а ведь это тоже совершенно необходимо). Более того, архетипический материал имеет одно большое преимущество по сравнению с индивидуальным материалом. Архетипическиие предпосылки у нас общие, хотя в каждом отдельном случае он констеллируется по-разному. Между тем у нас всегда есть большой соблазн отождествить себя с индивидуальным материалом другого человека и, таким образом, вырвать явление из контекста и истолковать его неверно.

В завершение я хочу ненадолго вернуться в наше время и привести вам отрывок из современного сна, который демонстрирует нашу проблему в новом облачении. Это фрагмент из интереснейшей подборки снов, которые иллюстрируют конфликт между коллективной точкой зрения на анимус и очень любопытной индивидуальной точкой зрения тени. Тут стоит отметить, что сновидица не находилась в процессе анализа, а значит этот материал более наивен и завершен.

Сновидица в своих снах постоянно разрывалась между неумолимо суровым анимусом, который обычно являлся ей в образе монаха или жреца, и страстной инфантильной тенью, которая принимала облик ребенка или впечатлительной и эмоциональной женщины. С одной стороны она не могла не принять все увещевания справедливого, но неумолимого анимуса; а с другой стороны ей приходилось опускаться до уровня тени, вопреки приказам священника. Так в одном сне ей надлежало стоять в присутствии священника, но, несмотря на это, она присела на лавочку рядом с находящейся в отчаянии женщиной. Сновидица говорит, что она помнила и четко осознавала, что обязана стоять, и ей вовсе не хотелось вести себя вызывающе, однако сострадание к женщине оказалось сильнее, и она села рядышком. Затем она взглянула на священника. Его взгляд был милостив, но сновидица знала, что он сурово накажет ее за такое поведение.

Когда напряжение достигло предела, она вдруг обнаружила, что находится в огромном соборе, священник стоит позади нее, а женщина (с которой она уже подружилась) -- впереди. Они чего-то ждали -- по-видимому, какого-то приговора или решения. Наконец, раздался голос, чей источник находился позади священника и над ним. Этот голос был величественен, как и сам собор, и все они слушали его со страхом и радостью. Голос был исполнен сострадания и в то же время осуждающ и суров. Если ребенку (или страстной женщине) удастся исцелиться от своей боли, тогда сновидица сможет идти с миром, но, если нет… Сновидица не расслышала альтернативу, но общий смысл в том, что ее приговаривают к смерти. Таким образом, максимально суровый приговор тут смягчен милосердием и, таким образом, оказывается приемлем для них всех.

Я мало что могу добавить к этому прекрасному сну, в котором показано, каким образом эго, анимус и тень должны все вместе пожертвовать собой, уступая воле Самости. Но первую жертву обязано принести эго; оно должно осознать все свои эгоистические запросы, которые до сих пор были спроецированы на тень, ибо, как говорит Юнг в своей работе «Трансформация символов в массах»: «Мы можем пожертвовать только тем, что имеем»[38]. Лишь в том случае, если мы сами готовы принести наивысшую жертву, у нас есть надежда побудить анимус к тому, чтобы пожертвовать своей независимостью и автократической властью над нами, и понизить себя до уровня функции между сознанием и бессознательным, которая находится в подчинении у голоса, чей источник находится позади и выше него -- у голоса, принадлежащего тому, кто соединяет все противоположности, называем ли мы эту сущность Богом или Самостью.

Барбара Ханна. Внутреннее путешествие. Глава 5 (16 февраля 1951)

  1. "Anima and Animus," Two Essays on Analytical Psychology, CW 7, par. 301.
  2. Civilization in Transition. CW 10, par. 260.
  3. Nietzsche's Zarathustra, vol. 1, p. 390.
  4. The Visions Seminars, p. 211 (modified).
  5. "The Psychology of the Transference," The Practice of Psychotherapy, CW 16, par. 469.
  6. Nietzsche's Zarathustra: Notes of the Seminar Given in 1934-1939, vol. 2, pp. 1320f. Не следует упускать из виду, что Юнг здесь говорит о ницшеанском Заратустре и указывает на то, что, подобно тому, как Ницше сконструировал фигуру Заратустры, являющегося светлым аспектом Самости, так мы можем сконструировать и фигуру для тени, в противном случае последняя может действительно (как это часто и случается) вернуться обратно в «бульон» нашей собственной психики. В общем, когда мы вырываем пассаж из контекста, опасность искажения есть всегда.
  7. The Visions Seminars, pp. 243f. (modified). Примечание канадского издателя.
  8. Two Essays on Jungian Psychology, CW 7, pars. 321ff.
  9. E.g., ibid., par. 332.
  10. There is a good deal about this in "The Psychology of the Transference," The Practice of Psychotherapy, CW 16, and also in chapter 3 of Aion, CW 9ii.
  11. Позднее она опубликована как первое эссе в сборнике Эммы Юнг «Анимус и Анима» (Animus and Anima).
  12. Я в этой работе не уделяю особого внимания комплексу Электры, потому что его воздействие сравнительно хорошо известно. Но, поскольку воздействие это является чрезвычайно сильным, недооценивать его было бы большой ошибкой.
  13. CW 12, par. 152.
  14. Two Essays on Analytical Psychology, CW 7, pars. 322f.
  15. Ibid., par. 336.
  16. Однако ответы в этих упражнениях в большей или меньшей степени заранее определены догмой, тогда как в беседах с анимусом весь смысл в том, чтобы дать ему возможность отвечать без всяких ограничений.
  17. [Смотри работу Барбары Ханах «Жертвы творческого духа» (Victims of the Creative Spirit) примечание канадского издателя.]
  18. Примеры пассивного и активного отношения к фантазиям можно найти в книге Юнга «Два эссе», в главе «Техника различения между эго и фигурами бессознательного» ("The Technique of Differentiation Between the Ego and the Figures of the Unconscious," in Jung's Two Essays, CW 7, pars. 341ff).
  19. Под словами «этот метод» я имею в виду активное воображение в общем. Обычная форма, когда женщина объективно наблюдает свой анимус и учится активно взаимодействовать с ним, по меньшей мере, не менее эффективна. Некоторые женщины предпочитают работать с анимусом молча: просто ощущают его присутствие и все. Тут важно найти тот способ, который подходит лично вам.
  20. Vol. 5, pp. 177ff.
  21. Незадолго до того, как рукопись данного эссе отправилась в печать, мне пришли фотокопии оригинального французского издания из парижской Национальной библиотеки (Histore Admirable et Veritable des Choses advenues a l'endroict d'une Relieuse professe du convent des Soeurs noires..." a Paris, chez Gilles Blaise, Libraire au mont S. Hilaire, a l'imageSainct Catherine, M.D. LXXXVI). У меня хватило времени лишь на то, чтобы просмотреть их довольно поверхностно, но и этот просмотр подтвердил мое ощущение, что Горрес вполне адекватно пересказывает данный случай. Однако же оригинал намного объемистее, так что в пересказе упущены некоторые интереснейшие подробности. Так что есть смысл внимательно изучить этот исходный текст.
  22. Psychology and Religion, CW 11, par. 4.
  23. Civilization in Transition, CW 10, par. 388.
  24. Ibid., par. 373.
  25. Горрес упустил одну любопытную деталь. Мария Магдалина впервые явилась к Жанне в видении как раз тогда, когда она бросилась к ногам архиепископа. Самой Жанне эта сцена напомнила о том моменте из евангелия (Лук. 7:38), когда Мария омывает ноги Христа своими слезами и мажет мирром. Это свидетельствует о том, что именно перенос Жанны на архиепископа впервые поспособствовал высвобождению позитивных и целительных сил в ее психике. Другой момент, опущенный Горресом, но представляющий большой интерес для нашей дискуссии, состоит в том, что по словам Жанны ее автобиографический отчет обо всем происходящем был надиктован ей самой Марией Магдалиной и записан в один присест -- мы назвали бы этот процесс автоматическим письмом.
  26. См. Книгу Maurice Headlam, Bishop and Friend, pp. 78ff. Этот епископ родился в 1872 и умер в 1942.
  27. Лишь изучив оригинальный документ, я осознала, каких огромных жертв потребовал весь этот процесс со стороны епископа.
  28. See Psychology and Alchemy, CW 12, par. 329.
  29. The English version is "The Goose-Girl," in The Complete Grimm's Fairy Tales, no. 89, pp. 404ff. Прим. Канадского издателя. (В русском переводе эта сказка братьев Гримм называется «Гусятница». Прим. Перев.)
  30. Доктор фон Франц -- наша специалистка по сказкам в институте К. Г. Юнга в Цюрихе. Я хочу особо выразить свою благодарность к ней, ибо именно от нее я узнала практически все, что мне ныне известно по этой теме.
  31. Происхождение и значение этого имени нам не известно, однако Дж. Болте и Г. Полек (J. Bolte and G. Polioka, Anmerkungen zu den Kinder und Hausmarchen der Bruder Grimm, vol. 2, p. 274), проанализировав различные его варианты, пришли к заключению, что речь идет именно о жеребце, а не о кобыле.
  32. Эта вода символизирует воду жизни. Лишь тогда, когда человек приближается к жизни, его тень оформляется. Пока мы держимся в стороне от нее, нам удается сохранять искренность и невинность, но тогда жизнь сама оформляет всю личность, включая и тень.
  33. Разговор с головой -- широко известный архетипичекий мотив. Примером тут может служить история Одина и Мимира.
  34. Psychology and Alchemy, CW 12, par. 330.
  35. Приведу здесь лишь один широко известный пример, когда апостолам на пятидесятницу «сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра», после чего они увидели разделяющиеся огненные языки, и в апостолов вошел Дух (Деян. 2:2 и далее).
  36. Этот мотив демонстрирует нам разницу между архетипическим событием и индивидуальным случаем. Архетип никогда не умирает по-настоящему, так что смерть арехетипической фигуры означает трансформацию.
  37. 104The Practtce of Psychotherapy, CW 16, par. 538.
  38. Psychology and Religion, CW 11, pars. 376ff.
  • Нравится 1
  • 0
  • 25 373

0
25,4k
  • Нравится 1

Войти

У вас нет аккаунта? Регистрация

  • Не рекомендуется на общедоступных компьютерах
  • Забыли пароль?

  • Создать...