Символизм Животных в сновидениях или про инстинкты

26 апреля 1954 года

С точки зрения психологии Карла Густава Юнга мы можем сказать, что животные, когда мы встречаемся с ними в сновидениях и во время активного воображения, как правило, являются образами инстинктов. Каждое животное представляет отдельный инстинкт или, если хотите, отдельную форму проявления инстинкта. В процессе обсуждения наших животных и, в частности, характерных признаков, связываемых с ними в их мифологии, мы можем видеть, как они многогранны и что их символический смысл обязательно зависит от контекста сновидения и от ситуации, находящейся в сознании сновидца. Обобщая взгляд на символику животных, Юнг говорит:

«Териоморфные символы являются обычными для снов и других проявлений бессознательного. Они отображают психический уровень рассматриваемого материала. Иными словами, материал погружён в бессознательное и удалён от сознания человека, подобно психике животного. Образы теплокровных или холоднокровных позвоночных животных всех видов, и даже беспозвоночных, таким образом, указывают на степень бессознательности. Это важно знать [психотерапевтам], потому что такое содержание может на всех уровнях вызывать симптомы, которые привязаны к соответствующей органической или физиологической функции. Например, симптомы могут быть отчётливо связаны со цереброспинальной и симпатической нервными системами». (Юнг 1969 г., пар. 291)

Это даёт нам представление о том, почему так жизненно важно для каждого, кто работает с бессознательным, изучать символизм животных.

Было бы слишком просто навесить ярлык на шею животного и всегда считать, например, кошку образом женской кошачьей натуры или анимой-кошкой, или расплывчато сослаться на ведьмины чары, поскольку кошка несомненно является животным, имеющим отношение к ведьмам, - отметина, которую она, однако, разделяет с довольно многими небольшими животными, например, зайцами, мышами, крысами, змеями, жабами, пауками, вОронами, ворОнами, и так далее. У кошки действительно много общего с женской природой, и анима очень часто предстаёт в образе кошки, но у неё есть также много других оттенков значения, которые проявляются в её настоящих чертах и даже больше – в её мифологии.

Нужно иметь представление хотя бы об этих нюансах значений прежде, чем приниматься за толкование, что кошка может обозначать в индивидуальных снах или фантазиях. Определить ярлыки для каждого животного в действительности настолько же плохо, насколько плоха система ярлыков фрейдистов, которую мы всегда с готовностью критикуем. Животное, а каждое животное индивидуально, в глубине имеет нечто чрезвычайно мистическое, что лежит за пределами возможностей нашего осмысления. Рассматривая само животное, как мы его знаем, вместе с его мифологией, мы можем сделать попытку создать представление о качестве и значении его особой таинственности.

Для меня в сновидениях о животных есть что-то успокаивающее или обнадёживающее, хотя, конечно, это всегда зависит от контекста. Однако часто возникает чувство возврата к природе и воссоединения с чем-то целительным.

В своей работе о трансцендентной функции Юнг говорит, что возврат к природе в примитивном смысле был бы обычной регрессией, но стремление достичь его через психологическое развитие – это нечто совершенно иное, в современном мире это означает делать осознанно то, что мы раньше делали неосознанно, сознание «постоянно расширяется через столкновение с материалом, который ранее был содержимым бессознательного» (Юнг 1970b, пар.193). Поэтому очевидно, что если мы будем следовать за нашими животными обратно к природе, нам в любых обстоятельствах следует сохранить нашу тяжело добытую осознанность. Если нам удастся этого достичь, мы обнаружим, что это приносит покой, потому что мы будем идти по течению вместо того, чтобы бороться с ним.

За исключением очень рациональных ситуаций, мы почти ничего не можем сделать без помощи наших инстинктов. В действительности, одним из наиболее угрожающих симптомов сегодняшнего дня является то, насколько многие люди в разладе со своими инстинктами. Примитивный человек, как вы знаете, вряд ли может что-либо сделать без своего рода обряда инициации (rite d’entree). Наверное, большинство из вас знают историю, которую доктор Юнг рассказал о своём курьере в Африке, которого он попросил отнести несколько писем на почту. Этот посланник просто сидел и смотрел на них, и ничего не предпринимал. Затем пришёл “Старший человек”, бросился к нему, размахивая своим sjambok и громко крича, что курьер получил очень важную миссию в качестве связного между двумя великими Вождями, потому что белый Вождь отправлял послание другому великому Вождю за морем, а бегун должен был стать связующим звеном. Человек был настолько впечатлён, что просто подхватил письма и бежал до почты десять часов без остановки.

Попечительский совет Института К. Г. Юнга в г. Кюснахт, Швейцария, попросил меня сделать доклад на тему символики кошки, собаки и лошади. Поскольку это не являлось предметом моего многолетнего исследования, в отличие от эго и тени, анимуса, активного воображения, или сестёр Бро? Нте, я почувствовала некоторое сопротивление. Но я была удивлена тем, что это были те самые три животных, с которыми я часто сталкивалась в моей жизни, хотя мне бы хотелось иметь несколько месяцев на подготовку материала вместо нескольких недель.

Когда речь идёт о наших высших функциях, усилиями многих поколений было выделено некоторое количество энергии из инстинктов, которые находятся под контролем воли; во всём остальном мы очень сильно зависим от инстинктов. Более того, мы наблюдаем ровно то же явление, когда мы касаемся наших низших функций. (Об этом мы позже поговорим более подробно.) Поэтому я думаю, что нам будет полезно изучить архетипические образы трёх животных, олицетворяющие инстинкты, которые, как сами эти животные, очень близки нам. Возможно, они даже наиболее близкие.

Единственное, в чём у нас должна быть предельная ясность с самого начала, – это разница между инстинктом и архетипом. Их можно было бы назвать двумя сторонами одного и того же, поскольку между ними существует скрытая связь, которая может быть чрезвычайно запутанной. Поэтому я для ясности приведу определение д-ра Юнга из его статьи «Инстинкт и бессознательное» в журнале «Новое в аналитической психологии»:

Инстинкты – это типичные способы поведения, и везде, где мы встречаемся с единообразным и регулярно повторяющимся способом поведения и реагирования, мы имеем дело с инстинктом, независимо от того, связано ли это с осознанным мотивом или нет.... (1978a, пар. 273)2

Архетипы – это типичные способы восприятия, и везде, где мы встречаемся с единообразным и регулярно повторяющимся способом восприятия, мы имеем дело с архетипом, независимо от того, распознан его мифологический образ или нет. (1978a, пар. 280)

Для иллюстрации обратимся к известной истории демона Сократа, который шепнул ему повернуть налево, и этим он избежал того, чтобы быть раздавленным большим стадом беглых свиней (Юнг 1984, 58). Мы можем назвать это архетипическим, поскольку он слышал голос своего демона, то есть он воспринимал его внутри. Но если бы он действовал вслепую, поворачивая на другую улицу, не имея представления, почему, это был бы слепой инстинкт. Инстинкт – это автоматический наружный образ действия, а архетип – это расклад для понимания внутреннего смысла.

На семинаре о визуальных образах осенью 1930 года Юнг неоднократно говорил о том, что животные часто являются проявлениями нижних инстинктивных сил в человеке, например, лошадь часто действительно знает дорогу, в то время как всадник окончательно заблудился. Или как полезные животные в сказках и мифах спасают героя, показывая ему что-то поблизости и очевидное, что он просто не заметил; иногда они делают даже больше и показывают решение целиком. Это именно нижние инстинктивные силы в человеке оказывают помощь:

... Когда ничто другое не помогает, когда твой разум совсем покинул тебя. Существуют определённые сложные ситуации в жизни, когда всё, что ты узнал, всё, что ты последовательно строил, рассыпается, и ничего не помогает... Тогда люди, которые могут следовать своим инстинктам [в определённых ситуациях], гораздо лучше защищены, чем всей мудростью мира. (Юнг 1997 г., 133)

Ранее на том же семинаре он привёл пример из практики, в котором женщина, работавшая с ним, думала о самоубийстве. Она решила броситься в озеро, но на своём пути увидела в магазине симпатичную пару туфель, и после их покупки её желание умереть улетучилось, её меланхолия развеялась. (Юнг 1997, 132f).

Юнг сравнил это с верблюдом, который провёл её по пустыне и показал ей путь, который она совершенно потеряла. Во всех природных ситуациях инстинкты дают гораздо лучшую защиту, чем вся интеллектуальная мудрость мира (хотя в большинстве цивилизованных ситуаций нам требуется разум, а инстинкт сам по себе только направлял бы нас всё глубже в суп). Это всегда выбор между Сциллой и Харибдой, ибо, если мы слишком долго будем придерживаться наших инстинктов, мы можем отдаться им и окончательно потерять нашу осознанность, а если мы будем жить исключительно умом, мы запутаемся в природных ситуациях, из которых по большей части состоит наша жизнь.

Юнг часто говорит о добродетельности животных и о том, насколько ближе к воле Божьей, - к своей истинной природе, - они живут по сравнению с нами. Он часто цитирует изречение из Оксиринхского папируса, где Христа спросили о том, что приведёт нас в Царство Божье, и он ответил: птицы небесные, все звери над и под землёй и рыбы морские. На семинаре о визуальных образах он сказал:

Это означает, что инстинкты, можно даже сказать слепые инстинкты, путь природы, - естественным образом приведёт вас туда, куда вы должны идти. Тертуллиан высказал идею, что "anima naturaliter christiana”, душа – прирождённая христианка. Иными словами, природный процесс приводит человека к христианскому укладу. (Юнг 1997,402f)3

Это, конечно, относится к тем людям, чьи естественные правила жизни совпадают с христианством. Юнг позднее добавил, что, если следовать путём природы, вы вполне естественно придёте к своему собственному своду правил.

Тогда возникает вопрос: что такое свод правил человека? Согласно предвзятых идей, человек – полнейшая ошибка, ничуть не лучше дождевого червя. Но это совершенно неверное представление. Кто создал религии мира? Кто создал Христа? Кто создал Будду? Всё это – естественное развитие человека. Предоставленный самому себе, он может прийти к своему собственному спасению, совершенно естественным образом; он всегда создавал символы, которые освобождали его. Поэтому, если мы будем следовать законам нашей собственной природы, они приведут нас к правильному окончанию. (Юнг 1997, 403)

Он идёт дальше, утверждая, что именно к этому нас приводит активное воображение. Наши фантазии вовсе не ведут нас прямиком в ад (если только мы не отдаёмся им и не используем активное воображение не по назначению), напротив, если мы научимся доверять нашему собственному опыту, он будет в соответствии с законом природы вести нас к состоянию целостности, к тому, кем мы являемся на самом деле. Я должна подчеркнуть, что речь идёт не просто о следовании инстинкту, но о видении смысла. На весенней сессии своего семинара о визуальных образах в 1933 году Юнг говорит:

Поэтому изначальное бессознательное примитивное состояние человека – это своего рода камень, содержащий золото, и если вы подвергнете это тело действию некого химического вещества, или, в данном случае, психологическому воздействию, камень высвободит золото; это – аналогия так называемой трансформации инстинктов. Вы просто выделяете определённые инстинкты, которые содержались в изначальном бессознательном, поднимаете их в сознание, и вот так вы, совершенно естественно, изменяете первоначальное состояние первобытного человека, – он становится сознательным; сознание – это золото, которое хранилось в бессознательном, но так, что было невидимым.

В бессознательном первобытного человека много золота; его бессознательное отличается от нашего, в нём гораздо больше признаков жизнеспособности. Наше бессознательное всё ещё время от времени ведёт себя таким же образом, но только когда мы в неосознанном состоянии, в то время как первобытный человек остаётся таким постоянно. В процессе развития цивилизации всё золото и другие драгоценные металлы, которые содержались в изначальном бессознательном, медленно проявляются; философский камень, алмаз, золото, эликсир жизни (elixir vitae), жидкость, дающая вам бессмертие, и т. д., - всё эти суть символы различных веществ, выделенных из камня первоначального бессознательного.

Через этот процесс вещи, конечно, изменяются, но если вы растворите золото и вольёте раствор в горку золы, со временем это воссоздаст прежний камень. Так что если вы позволите вашему сознанию раствориться, вы воссоздадите первоначальное бессознательное, потому что в нём есть всё. В этом смысле мы не преобразили инстинкты, мы только достали из них то, что содержалось в них. Ибо инстинкт является бессознательной психической функцией человека, в которой содержатся возможности извлечения золота сознания. (Юнг 1997, 1065)

Здесь мы видим важность сохранения сознания нетронутым. Д-р Х. Г. Бэйнс однажды высказал подобное в сравнении с лодкой. Вначале, в естественном сознании, вы слепо идёте по течению, пока не наткнётесь на корягу или не потерпите неудачу на порогах. Затем, будучи предупреждённым в результате катастрофы, вы научаетесь грести против течения и обычно продолжаете делать именно так до тех пор, пока не свалитесь от усталости. И только тогда вы готовы научиться одновременности двух действий, как то: позволить своей лодке плыть по течению и использовать ваш ыразум, чтобы рулить.

И снова, при обсуждении буйвола на своём семинаре о визуальных образах Юнг сказал:

Видите ли, в практической психологии перед аналитиком всегда встаёт большой и важный вопрос, является ли последовательность эмоций действительно верной, то есть, соответствует ли она инстинктам. Если она против инстинктов, это всё – психологический сор. Но если инстинкты совпадают с ней, тогда вы знаете, что всё в порядке, и что бы там ни было, это в пределах нормы, эти эмоции естественны, они – правильная пища, верная магия. А инстинкт обычно отображается животным, - в образе собаки, лошади, слона, например. В приведенном случае буйвол предстаёт как своего рода подтверждение, что это правильно, что эмоции опираются на инстинкт. (Юнг 1997, 1059)

Итак, при извлечении золота из этих эмоций, связанных с инстинктом, первым делом нужно отделить себя от своей эмоции. Если вы не можете этого сделать, вы стали её добычей, и вы превращаетесь в дикое животное, разъединённое с сознанием, просто растворённое в бессознательном. Но, как только вы больше не идентифицированы, вы начнёте извлекать золото из самой глубины вашего инстинкта, и тогда вы выйдете из Манипуры и войдёте в Анахату, где вам представится возможность бросить первый взгляд на Пурушу, первого человека, Адама Упанишад. Восточный взгляд на вещи гораздо в большей степени имеет корни в инстинктах, чем наш. Мы всегда считаем, что можем контролировать наши инстинкты, в то время как на самом деле нам не дано ничего подобного. Мы только можем научиться принимать их и раз-идентифицироваться с ними и, таким образом, извлечь некоторое количество золота из их архетипического значения.

Прежде чем мы перейдём к интересующим нас животным, я хочу попытаться показать, как подобные образы вписываются в нашу психику, и как нам следует относиться к ним с точки зрения психологии. Я приглашаю вас прочитать несколько отрывков из текстов д-ра Юнга из публикации «Теоретические размышления о сущности психического»:

Как мы знаем из личного опыта, свет сознания имеет много степеней яркости, а эго-комплекс – целую градацию акцентов. На животном и примитивном уровне существует лишь «свечение», вряд ли отличающееся от едва-уловимых фрагментов диссоциированного эго. Здесь, как и на инфантильном уровне, сознание ещё не едино, оставаясь рассредоточенным вследствие плотно сплетённого эго-комплекса, оно только просачивается в жизнь то здесь, то там, когда внешние или внутренние события, инстинкты и аффекты время от времени пробуждают его. На этом этапе оно всё ещё похоже на цепь островов или архипелаг. Оно ещё не является полностью интегрированным целым даже на высоком и высшем уровнях; скорее, оно имеет способность к бесконечному расширению. Мерцающие острова, и даже целые континенты всё ещё могут присоединиться к нашему современному сознанию – явление, с которым психотерапевты сталкиваются ежедневно в своём опыте. Поэтому мы будем правы, считая эго-сознание окружённым множеством маленьких источников света. (Юнг 1970b, пар. 387)

Это даёт нам ценную подсказку, как относиться к нашим инстинктам. Если они ещё не стали высоко-интегрированными, инстинкты подобны тусклым источникам света, которые окружают осознанность нашего эго-комплекса и выходят за его пределы, - источники света, которые могут служить ориентирами для нас, когда наше эго-сознание ещё не дотягивает до ситуации.

Юнг рассказывает о том, как Парацельс относился к этому свечению, свету природы (lumen naturae) – так он и многие другие алхимики называли его:

Меня поразило как нечто значительное, особенно в свете нашей гипотезы сложной структуры сознания и его явлений, что типичное алхимическое представление о вспышках, мерцающих в черноте тайного вещества, должно, по Парацельсу, превратиться в красочный образ “внутреннего небесного свода” и его звёзд. Он рассматривает тёмную психику как усыпанное звёздами ночное небо, планеты и установленные созвездия которого являются архетипами во всём их свечении и нуминозности. Звёздный свод небес воистину представляет собой открытую книгу космической проекции, в которой отражены мифологемы, т. е. архетипы. С этой точки зрения астрология и алхимия, два классических инструментария психологии коллективного бессознательного, идут рука об руку. (Юнг 1970b, пар. 392)

На взгляды Парацельса оказал прямое влияние Агриппа Неттесгеймский, который также признаёт “свечение sensus naturae” (буквально: “сознания природы”). Д-р Мари-Луиза фон Франц говорит, что это на самом деле означает быть инстинктивно или интуитивно связанным со всей окружающей космической природой.4 Именно из этого сознания проницательное или пророческое свечение нисходит на четвероногих животных, птиц и других живых существ, и наделяет их возможностью предвидеть будущие события. Агриппа заимствовал понятие «сознание природы» (sensus naturae) у Уильяма Парижского.5 Многие работы Уильяма повлияли на Альберта Магнуса (Albertus Magnus). Уильям Парижский полагал, что сознание природы (sensus naturae), является более высоким сознанием, чем обычные человеческие формы восприятия*, и он особенно подчёркивал, что животные также обладают им. Учение о сознании природы (sensus naturae) развилось из более ранней идеи мировой души, которая пронизывала всё. Мировая душа олицетворяла естественную силу, которая приводила в движение все явления жизни и психики.

Позже в своей работе о синхронии Юнг говорит об «абсолютном знании», которое, собственно, является более поздней формулировкой этого же явления (Юнг 1970b, пар. 816-968, в частности пар. 923, 931, и 948). Абсолютное знание считается своего рода «знанием» или «свечением», присущим бессознательному и доступным, например, через интуицию, сны, видения, прозрения, и синхроничные явления. Это не знание, полученное посредством органов чувств или эго, но скорее свойственное, врождённое «неосознанное» знание, квази-«восприятие» образов, которое является формирующим фактором для результатов спонтанной фантазии. Юнг цитирует Чжуан-цзы:

“Состояние, в котором эго и не-эго больше не являются противоположностями, называется точкой поворота Дао… Дао скрыто, если вы позволяете своим глазам видеть только маленькие фрагменты бытия. Внешний слух не должен проникать дальше уха, интеллекту не следует стремиться вести самостоятельное существование, тогда душа сможет стать пустой и впитать весь мир.

Именно Дао заполняет эту пустоту… Используйте свой внутренний глаз, внутреннее ухо, чтобы проникнуть в глубину вещей, и не ищите интеллектуальных знаний.”

Юнг дополняет: “Это – очевидная ссылка на абсолютное знание бессознательного и на наличие в микрокосме макрокосмических событий.” (Юнг 1970b, пар. 923)

Интересно, что когда я готовила этот семинар, мне из Америки прислали книгу, центральной темой которой был забытая и прекращённая связь с животными. Книга Аллена Буна «Родство со всем живым» может казаться слишком сентиментальной, и поэтому она вызывает раздражение при чтении, но в ней содержится очень интересный вывод, а именно: что мы можем не только общаться с высшими животными, например, собаками или лошадьми, но мы также можем определённым образом взаимодействовать с другими формами жизни, в том числе с насекомыми (Boone, 1954). Он не утверждает, что мы можем выучить язык животного, но предполагает, что существует руководящий принцип для всех форм жизни - он называет его “Разумом Вселенной” или “Невидимым базовым фактором”, - и когда мы можем подключиться к этому уровню в природе и в нас самих, мы также устанавливаем связь во всеми другими формами жизни, и становятся возможными некоторые формы общения с ними.6 Для иллюстрации Бун привёл анекдот, в котором он достиг джентельменского соглашения с разрушительным полчищем муравьёв, которое настойчиво вторгалось в его старомодный холодильник и нападало на все остальные продукты в его доме. Он обратился к ним с длинной речью, восхваляя их интеллект, способности к концентрации и гармоничное воодушевление в работе, и объяснил, что он не станет травить их, если они по-джентельменски отступят.

В тот вечер, после недель вторжений, они действительно ушли и больше не возвращались, хотя они продолжали проникать в другие дома в том районе. Такая история звучит просто нелепо для наших рациональных ушей, однако если присмотреться к поведению животных в дикой природе в смысле некоего абсолютного глубокого общения, и если мы примем во внимание наш собственный нерациональный опыт связи такого уровня с жизненно важным источником знаний в природе и внутри нас, тогда история Буна может оказаться не совсем бредом. Животные, в том числе насекомые, значительно праведнее, чем мы, ибо они последовательно исполняют волю Бога и всегда остаются самими собой, в то время как мы используем то небольшое количество свободной воли, которое нам досталось, а затем ослушиваемся её и отклоняемся от нашего собственного естественного поведения, снова и снова.

И если уважать “волю Бога” – или понятия, которыми пользуются такие люди, как Бун, - то я не думаю, что мы зайдём слишком далеко, сказав, что действительная причина, почему нам следует уделять столько внимания животным в наших снах и активном воображении, заключается в том, что они отражают формы жизни, которые до сих пор связаны с абсолютным знанием. “Звери” в наших снах и активном воображении – это те, кто может привести нас к этому источнику естественной жизни.

Мне бы хотелось обратить особое внимание на идею Парацельса о тёмной психике как внутреннем небосводе. Ведь действительно можно считать архетипические образы кошки, собаки и лошади звёздами на таком внутреннем небосводе и говорить, что мы намерены изучать эти звёзды в телескоп так хорошо, насколько это возможно. Мы, конечно, обнаружим, что все три наших животных связаны с луной и солнцем. Более того, они встречаются в наименованиях реальных звёзд. Есть созвездия Canis Major (Большая собака) и Canis Minor (Малая собака), больше известные по их самой яркой звезде Сириусу, имя которого связано с греческими прилагательными, обозначающими “палящий”, давшими начало выражению “собачьи дни” августа. Лошадь появляется на небесном своде в образе Пегаса. Я не думаю, что существует звезда кошки – даже энциклопедия, которой я обычно пользуюсь, д-ра фон Франца, не имеет сведений о такой, - но ближайший родственник кошки, Лев (Leo), появляется как пятый знак зодиака, который тоже связан с августом.

Я рекомендую седьмую главу книги «Дух психологии» Юнга (Geist der Psychologie, Юнг 1947)7 для понимания модели поведения и архетипа. Там есть отрывок, который я хотела бы процитировать, поскольку он поможет нам в изучении символизма животных, чтобы различать инстинкты как шаблоны поведения и архетипические образы и значения, связанные с ними. Я имею в виду отрывок, в котором Юнг говорит о некой шкале сознания. Он говорит:

Психический процесс... ведёт себя как шкала, вдоль которой “скользит” сознание. В какой-то момент она оказывается в области инстинкта и подпадает под его влияние; в другое время оно перемещается в другой конец, где преобладает дух, и даже принимает инстинктивный процесс, обратный ему. Эти противоположные друг другу состояния, столь богатые иллюзиями, ни в коем случае не являются симптомами отклонений; напротив, они образуют два полюса той односторонности психики, которая характерна для обычного человека сегодняшнего дня. Естественно, это проявляется не только в противопоставлении духа / инстинкта, но принимает и другие формы, как я показал в моей книге «Психологические типы».

Такое «скользящее сознание» в полной мере присуще современному человеку. А односторонность, которую оно порождает, может быть устранена через то, что я назвал «реализацией тени». (Юнг 1970b, парс. 4o8f)

Мы не будем подробно рассматривать этот аспект реализации тени (поскольку это относится к другому курсу), только отметим, что сегодня для многих людей тень прочно связана с инстинктами. Или, возможно, мне лучше сказать, что трудно получить чёткое представление об инстинктах из-за их смешения с нереализованной тенью. Конечно, мы также часто встречаем обратное явление: людей, которые в очень хороших отношениях со своими инстинктами и чья тень фактически является интеллектуальной (враг инстинктивного поведения). Их тень постоянно пытается запутать их в этой области и обмануть или разрушить их естественные реакции. Далее, по поводу этой шкалы психических процессов Юнг говорит, что:

Через метод “активного воображения” мы получаем преимущество, так как в этом случае мы можем познакомиться с архетипом, не погружаясь в инстинктивное пространство, что привело бы лишь к чистой неосознанности или, что ещё хуже, к своего рода интеллектуальному заменителю инстинкта. Это означает, – воспользуемся ещё раз сравнением со спектром, - что инстинктивный образ следует расположить не на красном конце, а на фиолетовом конце цветового диапазона. Динамизм инстинкта размещён так, словно он находится в инфракрасной области спектра, в то время как инстинктивный образ лежит в ультрафиолетовой части… Осознание и поглощение инстинкта никогда не происходит в красной области, то есть путём всасывания в инстинктивное пространство, - а только через интеграцию образа, который обозначает и, в то же время, пробуждает инстинкт, хотя и в форме, очень отличающейся от той, с которой мы сталкиваемся на биологическом уровне. (Юнг 1970b, пар. 414)

Иными словами, осознание и поглощение инстинкта никогда не может произойти внутри самих наших инстинктов, потому что когда мы действуем из или погружаемся в инстинктивное пространство, мы действуем вслепую. Если мы хотим осознать, что мы делаем, и понять и постичь смысл наших действий, то наши попытки узнать смысл следует совершать на архетипическом конце спектра. Поэтому, так же как реальные животные являются для нас примером образа жизни, присущего нам, мы по-настоящему можем что-то узнать об их значении, или о смысле нашей собственной жизни, через постижение того, чему абсолютное знание может научить нас об их архетипических образах в ультрафиолетовой части шкалы.

Пожалуйста, не понимайте меня слишком буквально, когда я говорю, что мы найдём настоящее животное, - и слепой инстинкт, который оно представляет в нас, - на инфракрасном конце этой шкалы, в то время как его архетипический образ обнаружится в ультрафиолетовом диапазоне. Мне просто кажется, что такой способ представления животных, инстинктов и архетипов здорово помогает нам в попытках понять и осмыслить нашу трудную тему.

Когда я пребывала в большой неопределённости о том, как подготовить эти лекции, именно кошки пришли мне на помощь во сне. Я увидела сон о том, что:

Цитата

Я шла по длинной дорожке сада, и вошла в большую комнату, где я не бывала в течение многих лет. Там были восемь кошек и я испугалась, что их бросили. Но я обнаружила, что молодой человек присматривал за ними, и что с ними всё в порядке и их любят. Четыре шли строем, другие четыре остались позади.

Теперь я в этих лекциях стремлюсь следовать шаблону этого сна, словно слежу за перекрестьем телескопа. Однажды в Асконе (Ascona) д-р Юнг сказал некоторым из нас, что мы склонны быть слишком критичными к лекциям, потому что мы смотрели на них с нашей точки зрения вместо того, чтобы взять на себя труд выяснить точку зрения преподавателя и узнать, какое “перекрестье визирных нитей” он использовал в своём телескопе. Конечно, это перекрестье – созданный человеком прибор для определения масштаба или ограничения неба, и вы не можете найти его в самом материале.

Так вот, перекрестье, которое я предлагаю, - использование четырёх форм проявления конкретного животного во внешнем мире, более или менее соответствующих инстинктам. Я подкреплю эти четыре аспекта соответствующим мифологическим материалом и, таким образом, попытаюсь добраться до их исконного архетипического значения. Из-за переизбытка материала о собаке и лошади будет сложнее придерживаться намеченного плана, но в случае кошки это легче. Заметим, что мой сон указал на двойную четверичность, конечно же, не случайно, поскольку каждый из животных инстинктов сам по себе представляет нечто завершённое, хотя в то же время он является только частью целого. Не было бы Сахары без каждой отдельной песчинки, как сказал Юнг. Микрокосм – это лишь малый образ великого макрокосма.

В то время как книга Фриды Кречмар «Родоначальник собаки и Цербер» (“Hundesstammvater und Kerberos”, Freda Kretschmar) является одной из нескольких прекрасных работ о собаках, о кошках, как правило, материала меньше. Например, они совсем не упоминаются в Библии, практически игнорируются в таких книгах как «Животные классической античности» Келлера (Animals of Classical Antiquity, Keller) и редко встречаются в семинарах или книгах доктора Юнга.

В этих лекциях я предоставила собаке место посредине потому, что в мифологии она часто имеет близкое отношение к кошке, а иногда и к лошади, в то время как мне почти не встречались отношения между лошадью и кошкой. И в обычных рассказах, которые я слышала, гораздо чаще встречается дружба кошек и собак (несмотря на их традиционную вражду) и собак с лошадьми, чем между кошками и лошадьми, хотя я слыхала о таких случаях. Например, есть история скаковой лошади, которая так страшно грустила, когда её разлучили с её подругой - кошкой, что для того, чтобы она могла бежать на скачках, пришлось послать за кошкой. Но, по моему опыту, истории о кошках и лошадях редки.

Кошка – наименее прирученное из домашних животных. Согласно Брему в книге «Жизнь животных» (Tierleben), она была домашним животным около четырёх тысяч лет, в то время прирученные собаки были уже в Каменном веке. (Я ссылаюсь на классику Брема, написанную во второй половине XIX века, потому что я не знаю других английских книг, касающихся этой темы. Брем обладает настоящим рационализмом своего времени, но он всё ещё очень наивен и непосредственен, и его источники более разрозненны, чем у скрупулёзных специалистов современности.) Одомашнивание кошки заняло гораздо больше времени, потому что одомашненность оказалась не вполне совместимой с её характером. В отличие от собаки, она скорее уклончива и не подчиняется до конца, и не живёт с нами в полной мере. Кроме того, она более привязана к месту, чем к человеку.

В недавней лекции в институте, профессор Хайни Хедигер, директор зоологического сада в Цюрихе, рассказала о так называемой “эластичной ленте”, которая удерживает животных на их территории, и о трудностях, которые испытывают животные, когда выходят за пределы их обычного радиуса. Кошка – единственное домашнее животное, которое сохраняет свою эластичную ленту прочно привязанной к её дому. В Англии кошки из разрушенных бомбами домов стали большой проблемой, потому что хотя их дома превратились в руины, их было трудно увести в другое место, и поэтому было довольно сложно кормить их и ухаживать за ними. Их способность находить дорогу домой на больших расстояниях общеизвестна.

Собака, благодаря приручению и своему любящему и верному характеру, в значительной мере перенесла свою эластичную ленту на хозяина. Есть исключения, но большинство собак совершенно спокойно следуют за людьми, которых они любят. Лошади привязаны к своим конюшням так же, как кошка к её дому, но они обживаются в новой конюшне очень легко.

Это – признаки длительного периода прирученности, поскольку гораздо труднее перемещать диких животных. Профессор Хедигер (Hediger) говорила о трудностях, которые испытывают новички в зоопарке. Люди долго считали, что животное будет радо получить свободу движения. Но профессор Хедигер (Hediger) ввела в практику позволять животным оставаться в клетке так долго, как они хотят, прежде чем выйти и занять своё новое пространство. В некоторых случаях клетки, к которым они привыкли, оставляют внутри их нового ограждения.

В заключение этой вводной части я бы хотела отметить, что ассоциирование собак с мужчинами, а кошек с женщинами стало практически всеобщим.

Барбара Ханнах